Худой мужчина. Окружной прокурор действует
Шрифт:
— Гилберт, уж конечно, не поехал.
Мими поведала нам, что Аста — премиленькая собачка, а потом спросила, имею ли я хоть малейшее представление, где может находиться ее бывший супруг.
— Нет.
Она еще немного поиграла с псиной.
— Исчезнуть в такое время! Это безумие, форменное безумие. И ничего удивительного нет, что в полиции поначалу думали, будто он в этом деле замешан.
— А сейчас что думают? — спросил я.
Она подняла на меня глаза:
— Вы что, газет не видели?
— Нет.
— Человек по фамилии Морелли, гангстер. Это он убил ее. Он ее любовником был.
— Его поймали?
— Нет еще, но, точно, он убил. Мне бы Клайда разыскать. Маколей ни в какую не хочет мне помочь. Говорит, будто не знает, где Клайд, но это же просто смешно. Как-никак он же его доверенное лицо и все такое. Я-то точно знаю, что он поддерживает связь с Клайдом. Как по-вашему, Маколею можно доверять?
— Он адвокат Винанта, — сказал я. — У вас же никакого резона нет доверять ему.
— Именно так я и думала. — Она слегка подвинулась на диване. — Сядьте. У меня к вам куча вопросов.
— Может, для начала выпьем?
— Что угодно, только не ром с яйцом, — сказала она, — У меня от него желчь разливается.
Когда я вышел из буфетной, Нора с Йоргенсеном проверяли друг на друге свои познания во французском языке, Дороти все еще прикидывалась, будто ест, а Мими опять играла с собакой. Я раздал напитки и уселся рядом с Мими.
Она сказала:
— У вас прелестная жена.
— Мне самому нравится.
— Ник, скажите мне по правде — Клайд действительно ненормальный? То есть настолько ненормальный, что необходимо что-нибудь предпринять?
— Откуда я знаю?
— Я о детях думаю, — сказала она. — У меня-то на него никаких прав нет — об этом он позаботился в соглашении, составленном при разводе. Но у детей есть. Мы сейчас абсолютно нищие, и меня беспокоит их будущее. Ведь если он ненормальный, он же вполне может пустить все на ветер и оставить их без гроша. Что же мне, по-вашему, остается делать?
— Подумываете определить его в психушку, да?
— Не-ет, — протянула она, — но поговорить с ним хотелось бы. — Она положила свою ладонь мне на руку. — Найти его могли бы вы.
Я покачал головой.
— Так вы не хотите мне помочь, Ник? Мы ведь были друзьями. — Ее большие голубые глаза смотрели нежно и моляще.
Дороти, сидя за столом, уставилась на нас с подозрением.
— Ради Бога, Мими, — сказал я. — В Нью-Йорке же тысячи детективов. Наймите любого. Я этим больше не занимаюсь.
— Я знаю, но… А Дорри вчера сильно напилась?
— Вероятнее всего, напился я. По-моему, она была в норме.
— Вам не кажется, что из нее получилась довольно-таки симпатичная малютка?
— Мне всегда так казалось.
Над этим она на минуточку призадумалась, а потом сказала:
— Ник, она же еще ребенок.
— Это вы к чему? — спросил я.
Она улыбнулась:
— Дорри, а как насчёт хоть чуточку одеться?
Насупившись, Дороти ответила, что нечего ей весь день делать у тетки Алисы.
Йоргенсен повернулся и обратился к жене:
— Миссис Чарльз была столь любезна, что предложила, чтобы мы…
— Да, — сказала Нора. — Почему бы вам не остаться у нас? Придут кой-какие гости. Особого веселья не предвидится, но… — Она закончила фразу, слегка помахав стаканом.
— Я бы с радостью, — задумчиво сказала Мими, но боюсь, что Алиса…
— А давайте принесем ей по телефону наши извинения, — предложил Йоргенсен.
— Я позвоню, — сказала Дороти.
Мими кивнула:
— Только будь с ней полюбезнее.
Дороти пошла в спальню.
Все как-то сразу заметно повеселели. Встретившись со мной взглядом, Нора задорно подмигнула мне. Поскольку в этот момент на меня смотрела Мими, пришлось выразить по этому поводу полнейшее удовольствие.
Мими спросила меня:
— На самом деле вы ведь не хотите, чтобы мы остались?
— Отчего же.
— Ах, не лгите. Вы, кажется, очень симпатизировали бедной Джулии?
— «Бедная Джулия» в ваших устах — это нечто. Да, я неплохо к ней относился.
Мими вновь положила ладонь мне на руку:
— Она разбила нашу с Клайдом жизнь. Тогда, естественно, я ее ненавидела. Но это было так давно. И когда я пошла к ней в пятницу, я на нее никакого зла не держала.
И знаете, Ник, я видела, как она умирает. За что? Это было ужасно. И какие бы чувства я к ней раньше ни испытывала, теперь осталась только жалость. И я вполне искренне говорю — бедная Джулия!
— Не пойму я, что у вас на уме, — сказал я. — Что у вас у всех на уме.
— У вас у всех… — повторила она. — А что, Дорри?… Дороти вышла из спальни.
— Я все уладила. — Она поцеловала мать в губы и уселась рядом с ней.
Посмотревшись в зеркало пудреницы — а вдруг на губах помада смазалась, — Мими спросила:
— Она не сильно брюзжала?
— Да нет же, я все уладила. А что надо сделать, чтобы выпить?
Я сказал:
— Подойти вон к тому столику, где лед и бутылки, и налить.
Мими покачала головой:
— Ох уж эти дети. Так я хотела сказать — вы ведь сильно симпатизировали Джулии Вулф?
Дороти крикнула: