Хвала и слава. Книга третья
Шрифт:
— Жжешь бумаги? — с тревогой в голосе спросила экономка.
— Как видите, — неприязненно ответила Геленка, — жгу…
— Еще какую-нибудь беду накличешь, — сказала Ядвига.
И без приглашения опустилась в кресло. Геленка, присевшая на корточки у печной дверцы, смерила гостью недружелюбным взглядом. По ее позе девушка поняла, что визит затянется. С минуту она помолчала.
— Именно потому и жгу, — проговорила Геленка, презрительно оттопыривая губы, — чтобы беды не было.
Ядвига молча наблюдала за ней.
— Кое-что все-таки отложила, — сказала она, — не все, значит, сжигаешь.
— Некоторые жечь нельзя, — буркнула Геленка, — буду держать их при себе.
— Ждешь обыска?
— Нет. Но не нравится мне это путешествие Януша. Опять помолчали.
— Послушай, — будто через силу произнесла наконец экономка. — Не могла бы ты перебраться со всеми этими делами в какое-нибудь другое место? Разве тебе непременно надо быть в Коморове?
Геленка улыбнулась, глядя в огонь. В розоватом отблеске пламени ее суровое лицо казалось просветленным, а улыбка смягчала словно изваянные из дерева черты. Красота ее внушала Ядвиге что-то похожее на страх.
Геленка не отвечала.
— Ну чего молчишь? — подстегнула ее Ядвига.
— Боитесь? — спросила наконец девушка. — Струсили?
— Сама прекрасно знаешь, что нет. Меня это не касается. Дело-то не в политике.
— А в чем? — равнодушно спросила Геленка, бросая в огонь очередную бумажку.
— Сама прекрасно знаешь, — мрачно произнесла Ядвига.
Геленка едва удостоила ее взглядом. В глазах девушки мелькнул недобрый огонек.
— Ну, — сказала она, — не ожидала я чего-либо подобного.
— Януш еще не стар… и вдовец.
— Вы думаете, я хочу выйти за Януша? Вот было бы великолепно! Да ведь он старше моей мамы! Придет же такое в голову…
— Януш еще очень может нравиться, — с убеждением прошептала Ядвига.
— Может нравиться? Потому, что нравится вам! — В голосе Геленки прозвучало еле сдерживаемое возмущение: надо же додуматься!
Ядвига с минуту сидела молча.
— Конечно, он мне нравится, — произнесла она наконец, — всю жизнь нравился.
А потом продолжала, мечтательно, задумчиво, забыв о присутствии Геленки:
— Еще как увидела его впервые в Париже, так понравился, что просто разревелась… Сама не знаю, почему ревела. Говорила себе, что будет трудно, но все оказалось просто. Просто, как задача по арифметике. Вот попасть сюда, в Коморово, было куда труднее. И тяжелее. А теперь не отдам, понимаешь, детка, не отдам…
Геленка еще раз с молчаливым презрением взглянула на Ядвигу.
— Мне жаль вас, — вздохнула она и поднялась с колен, отряхивая выпачканное пеплом платье. — Ну, вот и все, остальное буду держать при себе.
Она села на диван, довольно далеко от Ядвиги. По выражению лица видно было, что она ждет, когда экономка оставит ее. Глаза ее сделались словно бы еще более раскосыми. Она вертела в руках книгу, точно собираясь снова приняться за чтение.
Вдруг Ядвига, повинуясь внезапному порыву, встала со своего кресла и пересела на диван, рядом с девушкой. Геленка инстинктивно отодвинулась. На лице ее, хоть она и старалась скрыть это, отразилось раздражение и, может быть, даже неприязнь.
— Золотенькая моя, — торопливо залепетала Ядвига (казалось, эти вежливые и длинные фразы давались ей с трудом), — золотенькая моя панна Геленка, не отнимайте его у меня! Поверьте, и для него лучше, что я при нем. Ведь у него нет на свете ни одной близкой души. Ни единой. Он только так говорит, что никто ему не нужен, — нет такого человека на свете, который бы ни в ком не нуждался… Нуждается, очень даже нуждается… А что вы ему дадите? В мужья он не годится. Зосю он, собственно говоря, замучил, какая это была несчастная женщина!.. Замучил, и все тут. И с вами будет то же.
Геленка с недовольной гримасой прикоснулась к руке Ядвиги.
— Дорогая моя, — сказала она, — о чем вы говорите? У меня нет ни малейшей охоты соблазнять Януша. Я ничего не хочу от него. Успокойтесь.
Ядвига резко оттолкнула руку Геленки и, снова переходя на «ты», произнесла:
— Я знаю, уж я знаю, — повторила она, — у тебя был еврей.
Геленка вздрогнула и плотнее запахнула шаль, в которую все время куталась: в комнатах было холодно, экономили уголь. Ядвига брала над ней верх грубой силой. Как всегда.
— Нечего, детка, ежиться и прикидываться невинной овечкой, — сказала она, вставая и совершенно забыв о своем недавнем тоне. — Твоего Бронека никто не воскресит, а тут удобный случай заделаться графиней Мышинской! Отличная партия для панны Голомбековой. Папаша торты и пирожные выпекал… Я сама ведь у папаши работала. Это пригодится, даже когда большевики придут. Кондитерская графиня.
Геленка выпрямилась и отбросила шаль, словно для того, чтобы она могла защищаться и чтобы руки у нее были свободны. С угрожающим видом она втянула ноздрями воздух.
— Перестаньте, — досадливо и с усилием сказала она. — Прошу вас уйти. Мне вовсе не хочется слушать вашу нелепую болтовню. Вам понятно?
Ядвига стояла посреди комнаты, выпрямившись во весь рост. Она казалась огромной. Глаза ее сверкали.
— Ты змея! — воскликнула она. — Соплячка! И если ты сейчас же не уберешься…
— Что тогда?
— Если не уберешься ко всем чертям, то я уж знаю, что сделаю.
— Что же вы сделаете?
— Заметила я, как Януш в твою сторону поглядывает. Но ничего у тебя не выйдет, девка!
И тут, наклонившись к сидевшей на диване Геленке, она подняла руки и сдавленным голосом прошептала:
— Если ты отсюда не уберешься, я приведу сюда гестапо. Донесу жандармам. Уж я сумею. Вон с моего двора!
— С моего? — презрительно фыркнула Геленка.
— С моего… Своим каторжным трудом я все это добыла, своим потом! Здоровье погубила…
— Вы спятили? — крикнула Геленка. — Разума лишились? Чего вам от меня надо?
В эту минуту на лестнице раздался стук. Обе женщины бросились к внезапно распахнувшимся дверям. На пороге стоял теперь уже подросший сын Игнаца. Он всегда приносил страшные вести, этот «посланец богов». Вот и сейчас он возник на пороге с тем же словом на устах: