Хвала и слава. Том 2
Шрифт:
— Вот еще! — фыркнула, точно кошка, Кася и побежала за новым мешком.
— Из Варшавы, не из Варшавы — это дело десятое, — продолжал свое Козловский, уравнивая носики весов и как будто изображая растопыренными пальцами бабочку, — а уж с паничем вы поосторожнее. Жениться не станет.
— А на что ему? — откликнулась Яся. — Нынче мода такая! Из Варшавы — трубочист, из трубы — невеста!
Остальные закатились смехом, хотя поговорка была совершенно бессмысленная. Видимо, что-то она значила для этих
Вдруг перед амбаром раздался какой-то шум, топот — и влетел промокший парень в полотняной рубахе.
— Папа, из Седлеца приехали! — крикнул он с порога, после чего ущипнул первую попавшуюся девушку, точно выполняя необходимый ритуал.
— Да побойся ты бога, Ромек, бессовестный! — прикрикнул Козловский, но видно было, что поведение сына ему по душе.
Ромек поздоровался с Анджеем.
— Давайте, папа, я буду взвешивать, а вы ступайте. Они ведь приехали только прицениться и тут же уедут.
Козловский ушел, и сразу вся работа остановилась. Яся сняла с головы платок и принялась перевязывать его по-новому. Кася, как зачарованная, не сводила с Анджея глаз. Остальные стояли возле закрома.
— Кабы вы знали, девки! Пан Валерек в Седлеце этакую партию сколачивает — ух ты! Собирает своих парней, а те охраняют его. Ходит только с двумя из них, а уж одеты — чуть не в мундирах. Сапоги, штаны светлые, тужурки не то серые, не то синие. Ясь Биневский уже пристроился к ним… Парни все на подбор.
— Полиция, что ли, какая? — спросила Яся.
— Хуже еще. Парни — во!
— Чистые гитлеры, — сказала Кася.
— Ну и как же, — спросила обеспокоенно Яся, — с гитлерами мы будем или против гитлеров?
— Война-то будет? — спросила Кася опасливо и невольно взглянула на Анджея.
Вернулся Козловский.
— Вижу, немного вы тут взвесили, — ехидно заметил он. — Ну, сколько там, сударь?
— Семьдесят три! — громко откликнулся Анджей, радуясь, что и от него есть какой-то прок.
— Ну, поехали дальше, пошевеливайтесь, девчата, пошевеливайтесь!
Ромек подошел к Анджею.
— Ну как там твоя скрипка?
— Ничего, играю. Раз в неделю езжу в Седлец к учителю.
— И разучиваешь?
— Разучиваю. Только аккомпанировать мне некому.
— Приходи вечером к нам. Сыграем.
— Ладно. Приду.
Анджей и не заметил, как зазвонили на обед. Он медленно направился к дому: все еще шел дождь, и дорожки в парке раскисли. Розы перед домом запестрели новыми красками. Резко пахла мокрая листва.
Только сейчас Анджей распаковал свой чемодан, поставил на полку несколько привезенных с собой книжек и разложил в шкафу белье.
«Хоть теперь Антек не будет у меня все раскидывать».
Его позвали обедать. Тетя Михася обедать не вышла. Ройская была недовольна тем, что пришлось взвесить шестьдесят центнеров овса, а не пятьдесят и не хватало мешков. Анджей во всем этом не очень разбирался. Он внимательно поглядывал на строгую панну Ванду (это была приятельница панны Романы, которая воспитала Антека и Анджея, а теперь занималась Геленкой) и гадал, почему она разговаривала с девушками о нем и что бы это могло значить.
Ройская попросила его, чтобы после обеда он отнес бабушке черный кофе.
— А ей можно черный кофе? — спросил он настороженно.
— Конечно. Даже нужно. У нее сердце слабое.
Бабушку Анджей застал в шлафроке на диване.
— Ох ты дорогой мой, какой ты у меня хороший. А мне вот хуже стало после того, как я спустилась к тебе.
— Вот видите, — сказал Анджей, ставя чашку и насыпая в нее сахар. — Ведь тетя Эвелина говорила, что не надо было вам вставать.
Тетя Михася довольно бодро принялась за кофе.
— Ах, мой мальчик, я так мучаюсь.
Анджея уже слегка стали раздражать все эти «Ох, дорогой мой» и «Ах, мой мальчик».
— А что такое с вами? — спросил он, садясь рядом. Вопрос был задан несколько грубовато, но здоровьем тети Михаси никто особенно не интересовался, так что она была благодарна и за это. Вопрос Анджея даже растрогал ее.
— Сама не знаю, дорогой. Слабость какая-то, одышка. Как пошевелюсь, так и давит что-то в груди.
— А доктор что говорит?
— У доктора я еще в Варшаве была. Тайком от мамы — что ей со мной возиться! У нее, бедненькой, и без того забот хватает.
— Ну и что?
— Покачал головой, капли прописал. От сердца. Только ведь не в одном сердце дело. Тут все вместе, просто старость уже, — в голосе тети Михайлины послышались слезы.
— Ну, вечно вы, тетя, про свое, — неловко попытался успокоить ее Анджей.
— Твой отец так добр ко мне. Право, уж так добр, что родной сын не мог бы лучше быть…
— А сюда доктор приезжал?
— Да уж Эвелина беспокоится, через день посылает лошадей в Петрыборы за доктором. Тот меня все время слушает и говорит одно и то же: «Покой вам нужен, пани Сенчиковская, покой». А у меня тут и так полный покой. За Олю я спокойна. Твой отец очень хороший человек…
Анджей улыбнулся и откинул черные вихры, падающие на глаза.
— Я это и сам знаю, к чему вы, тетя, все время повторяете?
Тетя Михася слегка поджала губы.
— Да. Ты знаешь. — И тут же добавила: — Впрочем, ты уже большой мальчик. Так вот, не все ценят достоинства твоего отца.
Анджей пожал плечами.
— Не хватало еще из-за этого переживать, — вздохнул он.
Но тетя Михася не сдавалась. Видимо, ей нужно было высказать что-то важное.
— Даже самые близкие не знают настоящей цены твоему отцу, — выразила она то же другими словами.