Хьюстон, у нас проблема
Шрифт:
– Да это невозможно! Они же делают, что хотят, – тяжело вздыхает она.
– Ну да. Но теперь-то у вас есть рычаг воздействия на них, – я отключаю проводок и протягиваю его ей. – Спрячьте и посмотрите, что будет.
– Я уже просто не могу выносить этого крика. Я правда не могу. Я так стараюсь, но у меня ничего не получается. Я уже им обещала, что если они будут слушаться…
Женщины не учатся на своих ошибках. Они действительно считают, что если пообещают что-нибудь хорошее в будущем – то мужчина это хорошее не возьмет себе сейчас, немедленно. Зачем же ждать, когда все находится на расстоянии
– А вы не обещайте, вы с ними договоритесь. И если они договор нарушат – вы тоже держите свое слово. Я знаю, – я пускаю в ход убийственный довод, – это сработает: я же сам был мальчишкой.
– И вы думаете, этого будет достаточно?
– Совершенно достаточно, – подтверждаю я.
Мужчины ведь на самом деле устроены довольно просто. Женщины, конечно, очень все всегда усложняют, но нам достаточно один раз показать, что можно, а что нельзя, – и мужчина понимает. Женщина будет кружить вокруг да около, будет пробовать с разных сторон, искать подходы, уговаривать – а мужчина знает: да – это да, а нет – это нет.
Дети, правда, это еще не совсем мужчины, у них такой немножко женский подход к проблеме, но и они, если натыкаются на стену, – отступают.
– Мальчики, вы можете войти, – говорит мать.
Они вваливаются в комнату, их трое – а шуму столько, словно тридцать.
– Давай джойстик, ты уже играл, я вообще не играл, это был только второй уровень, и ты у меня забрал, отдай, мама, пусть он отдаст!
Я смотрю на женщину, она сидит неподвижно.
– Вы должны решить это сами, между собой.
Я включаю телевизор. Там новости. Старший парень хватает джойстик, быстренько переключается на V3, но ничего не получается – проводок-то у матери в кармане. Мальчишка подскакивает к телевизору и заглядывает в гнездо от провода – проводка нет!
– Мама! Там нет провода! Мы не можем играть! – все трое снова выступают единым фронтом. – Мамуля, отдай нам провод. Мамочка, любимая, ну пожалуйста!
– Нет, – говорит она, и первый раз за все это время голос ее звучит уверенно.
Мальчишки замолкают. Они переглядываются, потом волком смотрят на меня. Я развожу руками – я тоже беззащитен перед женщинами.
– Я дам вам поиграть час вечером, если вы наведете порядок в комнатах, – говорит мать.
– О нет! Бли-и-и-ин! – Бартек со злостью хлопает дверью и выходит. Двое остальных растерянно переглядываются.
– Договаривайтесь с Бартеком. Порядок должен быть везде, и у вас, и у него. Тогда договоримся.
Мальчики смотрят на меня с ненавистью и выходят вслед за старшим братом.
– Спасибо вам огромное, спасибо! – мать сияет. – Это так просто! Как же мне самой это в голову не пришло!
– И еще – вас ведь четверо, – говорю я. – Вместе с вами – вас четверо. Создайте две команды – будет проще.
– И что – мне стрелять? – она так поражена, как будто я ей сообщил, что она беременна от меня. – Но я же не умею!
– Я могу вас научить, это просто – раз-два. И проблема джойстиков будет решена, и еще парочка…
Следующие двадцать минут мы провели за приставкой. И надо сказать, она очень даже неплохо играет!
Я выхожу с сотней в кармане, хотя, должен признаться, это самые легкие и приятные деньги в моей
Жизнь вообще очень простая штука – зачем ее усложнять?
Куджо
Алина какая-то не такая. Я ее приветствую как обычно, а она ерзает на стуле, водит глазами по кофейне, зовет официанта, заказывает минеральную воду – первый раз с тех пор, как я с ней познакомился, у нее есть более важные дела, чем встреча со мной.
– Ну, говори, а то у меня и правда времени совсем нет.
– Алина, вопрос деликатный, поэтому я хотел бы с тобой поговорить начистоту, – начинаю я дипломатично, потому что знаю, что с бабами по-другому нельзя. Нужно сначала сказать вступительную речь, потому что иначе она подумает, что ты действуешь напролом, а с ними напролом не годится.
– Какой вопрос?
– Я тут встретил продюсера твоего сериала, и он мне сказал, что…
– И что, кому ты веришь: ему или мне? – обрушивается на меня Алина, хотя я даже не успел еще сказать, о чем вообще идет речь.
– Конечно, тебе, но он, похоже, действительно меня разыскивал…
– Разыскивал, но ведь не как оператора!
– И еще Джери мне сказал… – пробую я вставить слово.
– Иеремиаш, я тебя просто не узнаю. Продюсер тебе сказал, Джери тебе сказал – и что же такое они тебе сказали? – она от защиты переходит к нападению. – Ты мне не доверяешь, что ли? Что с тобой происходит?
– Нет, но… ведь я мог бы…
Официант приносит два стакана минеральной воды. У меня в животе скоро лягушки заведутся.
– Если бы это было так – я была бы первая, кто тебе об этом сказал бы! Я держу руку на пульсе. Я говорила о тебе, разумеется, но Ксавьер мне сразу напомнил про «Липу». Которой я, кстати, если помнишь, восхищалась от всего сердца. Но вот то, что произошло потом… Эмоции, знаешь, надо держать в узде. Иер, – она коснулась моей руки и заглянула мне прямо в глаза. – Ты что думаешь, я за тебя не билась? Ты помнишь проект «Прости меня»? Если бы ты пришел тогда – ты бы получил работу. Я тогда тебя спротежировала.
Я вспомнил, как сразу после скандала с «Липой» Алина мне звонила, чтобы я пришел на кабельное телевидение, там ее подружка какая-то начинала делать новую программу. Я пришел – глупая, пустая работа: две камеры, студия, да и проект скоро лопнул. И мне, кстати, не сказали, что я могу получить эту работу.
– А помнишь «Войну тысячелетия»? Я же ходила и просила за тебя, как идиотка! Они тебя не хотели. Не потому, что ты плох, – ты ге-ни-аль-ный. И я это знаю. Но уже прошел слушок, что с тобой работать невозможно, что ты можешь прийти в ярость – и тогда себя не контролируешь, что ты и навалять можешь, и на работу забить… а не мне тебе объяснять, сколько стоит съемочный день. Так что ничего не вышло. А ты ведь знаешь, что эту программу делал мой приятель, Влодек. Но не срослось. А теперь ты меня в чем-то обвиняешь и встречаешься со мной только потому, что кто-то какие-то нелепые сплетни распускает?! – Алина и правда в бешенстве. – Ксавьер – тот еще мерзавец, он всегда козни строит, чтобы людей между собой стравить! Он знает, что мы дружим с тобой, – а меня он терпеть не может, уж я знаю, можешь мне поверить. Нормальная такая человеческая зависть. Это же ужасная среда. Страшная.