И быть роду Рюриковичей
Шрифт:
Жизнь дана человеку, как великий дар Божий, но распорядиться ею каждый волен по-своему. Господь предначертал путь, и не отступись от него, человек, живи по разуму. А собьёшься — знай, трудно, ох как трудно сызнова вставать на стезю, указанную Богом,.
У Олега своя стезя, и шёл он по ней уверенно. Где оступался, не задумывался, на Господний суд уповал. Правду в одном видел — объединить славян в Русь великую, когда миром, но нередко мукой, случалось, и кровью, прикрываясь при том варяжским Вотаном или славянским Перуном. Тиверцам и уличам послал Олег сказать: «Не подчинились воеводе Никифору, ныне даю вам срок: не признаете власть Киева и не станете платить дань, разорю землю вашу. Это я вам говорю, великий князь Киевской Руси!»
Дерзко ответили тиверцы и уличи: «Не стращай нас и не похваляйся, на рать едучи, а приди и завоюй, коли осилишь».
Затаил Олег на них обиду, а Ратибору и Никифору сказал:
— Изведают они мой гнев!
— Истинно, — поддакнули воеводы, — пора!
— Ты, Никифор, начинал, а закончим, когда от ромеев ворочаться будем, ежели до того не уразумеют, где истина.
ГЛАВА 2
Наплавной мост соединяет остров с основной частью города. Много лет ходит хаканбек этой дорогой, потому как на острове в густой зелени прячется дворец кагана.
Хаканбек шёл неторопливо, слегка раскачиваясь. Он возвращался к себе, и мысли у него были о том, что каган постарел и, наверное, скоро настанет его последний час: Господь приберёт кагана.
Каган — наместник Бога на земле, он невидим для людей, как незрим и Всевышний. С каганом встречаются лишь главный раввин и хаканбек. Раввин читает кагану Тору, а хаканбек докладывает о делах в государстве и выслушивает указания. Но от хаканбека не укрылось, что год от года каган теряет разум, иногда он засыпает, убаюканный докладом первого министра.
Каган напоминает хаканбеку старого кота, который давно уже перестал ловить мышей.
Вода плескала на брёвна моста, и хаканбек держался середины. Он глянул на речную даль, где по левую руку широко разлился Итиль. В низовьях река делилась на множество рукавов и проток с островками, на которых с ранней весны селились рыбаки, жившие здесь до самых заморозков. С весны и до зимы город пронизывал рыбный дух. Осётр и белуга, судак и сазан, рыбец и вобла в изобилии продавались на городских базарах. Пластами лежали на дощатых полках жирные, отливающие янтарём балыки, а в бочоночках лоснилась чёрная икра.
Хаканбек любил город весенний, когда не было изнуряющей жары, не висела на улицах пыль и не несло ветрами горячий песок, скрипевший на зубах и засыпавший глаза.
Рысьим взглядом хаканбек окинул пристань с причалами, где сновали чиновники, взимавшие пошлину.
Как ручейки, питающие большую реку, пошлины, стекаясь в казну, наполняют её, и оттого каганат процветает.
Глаза у хаканбека зелёные, с прищуром. Они всё видят, и хаканбек знает обо всём — на то он и первое лицо после кагана. Мудрость хаканбека всем ведома. Он помнит, как каган упрекнул его в потере левобережья. Хаканбек и сам не может смириться с тем, что русичи залезли в казну каганата, но все попытки прогнать их на правый берег Днепра ни к чему не привели, Арсии темника Аюба были биты трижды.
Уж не постарел ли и он, хаканбек, как каган? Но нет, жена и молодые женщины, которые живут в его дворце, молчат об этом.
Однажды главный раввин упрекнул хаканбека:
— Ты веры иудейской, хаканбек, но ты нарушаешь обет и содержишь наложниц.
— Рабе, — ответил хаканбек, — сколько жён имел царь Соломон?
И раввин больше не возвращался к этому разговору.
Идёт хаканбек по наплавному мосту, и мысли не дают ему покоя. Они у него вот уже десяток лет об одном и том же. Каганат могуч и богат, его данники трудно учитываются переписью, но так ли? У хаканбека уже нет в том уверенности. А всё потому, что там, где некогда обитали славянские племена, подчинявшиеся силе каганата, возникло государство Киевская Русь. При прежних князьях они опасались хазар, а когда великим князем киевским сел Олег, он ответил каганату неповиновением. У него большая и сильная дружина, и киевский князь собирает славян вокруг Киева. Теперь прежние данники каганата — данники Руси. Олег разбил некогда непобедимых арсиев, помог уграм уйти за горбы, разоряет хазарские сёла по Саркелу и его рукаву. Хаканбек даже подсылал к киевскому князю Ива, но его нож достал только княгиню...
Олег разбил большую орду печенежского хана Кучума, и теперь малые орды не угрожают Киевской Руси. Однако Олег не знает хаканбека, а он мудр и коварен. Выше по левобережью Итиля кочуют улусы печенегов. Они рвутся в степи Приднестровья, но на их пути стоит каганат. Если бы ханы этих печенежских орд пообещали не разорять хазарские поселения по Саркелу и поставить свои вежи между Бугом и Днепром, то он, хаканбек, не против пропустить их через каганат. Вот тогда князю Олегу будет не до хазар: большие орды печенегов не дадут покоя Киевской Руси.
Хитрая усмешка скользнула на тонких губах хаканбека и спряталась в седой бороде. Перейдя мост, он остановился у высокого забора, за которым виднелся его дворец. Кто-то невидимый открыл калитку, и хаканбек вступил на усыпанную белым ракушечником дорожку. Он постоял, решая, пойти ли на половину дворца, где жила жена, или свернуть к наложнице. Однако, подумав, что день был слишком утомительным, отправился к себе отдохнуть.
Как побитый пёс зализывает раны, так и Аюб, скрывшись в одном из отдалённых поселений на Саркеле, ждал гнева хаканбека.
Юрта темника стояла на самом берегу. Откинув полог, Аюб подолгу смотрел, как плавно несёт Саркел свои воды, и это успокаивало его.
Ночами темник спал плохо. В забытьи он всё скакал и скакал, уходя от гридней киевского князя, а пробуждаясь, думал о том часе, когда хаканбек велит бросить его в яму.
Днём Аюба пытались веселить музыканты и молоденькая танцовщица, но это не спасало темника от горьких размышлений. И когда за ним прибыл гонец от хаканбека, велев явиться в Итиль, Аюб покорно воспринял это.
Весь путь темник проделал молча, не обменявшись с сопровождающими ни единым словом. Аюб был готов к худшему.
Но неисповедимы пути Господни...
Киевское торжище на Подоле, вытянувшееся вдоль Днепра, с весны оживало, делалось шумным, многолюдным. К пристани причаливали ладьи, насады, расшивы из Новгорода, Чернигова, Любеча и корабли из чужих стран, убирали паруса, и гости, разгрузившись, спешили на торг, а он радостно оглушал их, крикливый, многоголосый и разноязыкий. Дудели дудки, свистели свирели, били бубны, а белый как лунь ста рик пел и играл на гуслях. И так от рассвета и до темна, будто иной жизни нет.