И бывшие с ним
Шрифт:
— Чего забегался… по второму разу с замерами.
Гриша отмахнулся: двоится у тебя там! Под кепкой пощипывал пот, болела ушибленная рука.
Он вернулся к мотор-вагонам. Спрыгнул в канаву; нагнувшись, переходил от одной колесной пары к другой, спокойно делал свое дело. Лишь временами, присев, глядел — есть ли движение в другом краю канавы. Человек здешний, возится, стало быть, не пора уходить мотор-вагонам с канавы.
Неслышно и плавно мотор-вагон взял с места. Гриша повалился на дно канавы, едва успев выдернуть из-под колеса руку с инструментом. Простучала над головой последняя пара, посветлело. Гриша поднялся, сердито поглядел в конец канавы: что же он
— Ты мне звонил? Когда стырили бутылку с Колиным анализом? Или не ты? — недобро спросил Гриша, не здороваясь. — Так не суйся, — грубо закончил Гриша. — Делать мне нечего, как скоблиться под электричками. Отступился, так нет, опять лезешь к нему со своей жалостью.
— Да я так. Навещал, инструмент у него взял… в охотку-то сделать два-три замера.
— В охотку? Инструмент у него взял? Повиснуть ты даешь на себе. А ему только дай, ему ведь плохо! Общежитие — в сорок шесть лет. Мелюзга вокруг, ему зазорно. И сманивают опять же, один пьет, другой подливает. Ничего его не удержит, все перепробовал ведь. Только что осталось зашить в ягодицу какую-то фиговину, чтоб удержал страх смерти. Так ведь не удержит, напьется, умрет! Удержит его только страх за других, страх крушения поезда удержит. Он не сделает замеры, прокат сверх нормы, авария будет — вот какой страх его может удержать, вылечить. А ты, ты за него скоблишься под грязнющими машинами, пропадаешь тут. Мне сейчас из-за тебя чуть руку не отрезало. Вредный ты сегодня человек, Иваныч.
Юрий Иванович догнал его за воротами, говорил. Гриша не слушал, вдруг стал: в быстрой речи Юрия Ивановича мелькнула фамилия человека, о котором помнил, казалось, один он. Без малого тридцать лет назад работник этого депо, делавший замеры бандажа, в очередной месяц не стал гоняться за локомотивами — он по прежним данным вывел некий коэффициент проката бандажа. Он стал выводить в ведомости замеры, учитывая свой коэффициент. Его ухищрения завершились в один день с аварией пассажирского поезда.
Юрий Иванович, понял Гриша, не делал замеры за Колю, нет, он взял потихоньку инструмент у спящего Коли: тот ночь провел в депо, спал без задних ног, — и побежал сюда убедиться, что Коля не приписал замеры нынешнего месяца, пользуясь замерами прошлого.
— Я за тем же сюда хожу, страхую, — сказал Гриша уже утишающе и устало. — Но я-то понятно… Я поручился за него перед начальником депо. Ты-то перед кем поручился?
Начало мая, ветрено, солнечно, толпа отшуршала плащами, сбросила. Команда «Весты» отработала с напильниками, скребками, со шкуркой. Ободрали старую краску, из щелей по кусочкам выковыряли старую грязь. Выбрали до свежего дерева в начавших гнить местах. Живет шлюп, крепок, понесет нас дальше, под парусами, вынес из пятидесятых, в девяностые занесет. Блестит стальная шина, натянутая по килю от форштевня до ахтерштевня. Дышит под солнцем обновленное дерево.
Кончили зачистку. Работа ювелирная, затянулась на две недели с лишним; славно посидеть на бережке, где витает дух бывших и несостоявшихся маршрутов.
Гриша вел ладонью по днищу. Ладонь останавливается, Гриша вспоминает, где ударил топляк: на Шексне, на Рыбинском? Или давит подушечкой пальца в донце защищенной выбоины: пылинки гнилья
При первых словах сыновьей речи подходил старший Буторов, приседал рядом с сыном, глядел, как мерно движется рука сына с кусочком стекла.
Володю Буторова переводили — возвращался ли на позиции, где дремлют в шахтах межконтинентальные, а ответчики-компьютеры и денно и нощно следят за составными их громадных тел? Или посылали за пределы страны? Парень его нынче поступал в институт. Скорая разлука делала всякое будничное дело значительным. При разговорах отца с друзьями о сегодняшнем, насущном, о женщинах, об Уваровске ли парень поднимал свое умное чистое лицо с мазочками первых усов, глядел сосредоточенно, с угрюминкой. Запоминал отца. Всматривался в то внешнее, что скрывало судьбы отца, судьбы его друзей, судьбу матери, живущей далеко, возле своего молодого мужа. Отец оставлял ему свое место на «Весте», среди вестарей, где отец находил то, чего не дала ему мать.
Транзистор на траве комментировал доклад американского генерала о космической системе обороны: сотни боевых спутников с лучевым оружием, способные ослеплять советские спутники в открытом космосе, уничтожать наземные цели и ракеты при запуске. Единственно робот-компьютер способен контролировать систему с ее тысячами компонентов.
— Полковник Буторов… — начал Эрнст.
— Скоро генерал… — поправил Додик.
— После петрова дня генерал, — продолжил Эрнст, — выхлопотал сынку место штурмана на «Весте». Сумеет ли новый штурман обыграть робота — руководителя вражеской космической системы?
— Робот повесит спутник над нами, и мы под колпаком, — сказал Додик. — Третий раз просеиваю мел для шпаклевки. Четвертый раз не стану, под колпаком и так сойдет.
— Против спутника слабо даже такому маневренному судну, как «Веста», — вступил Юрий Иванович.
— Пусть каждый из членов команды возьмет в руки свою карту архипелага Табра, — сказал Буторов-младший. — Спутник снимки карт передает в мозг робота. Чтобы спрограммировать путь «Весты», робот станет искать архипелаг Табра в своей памяти. Сводить ваши карты в одну модель…
— Ишь лягается парнишошко-то…
— Дело говорит, мужики, — одобрил Юрий Иванович. — Небывалые широты, кокосы растут, как репа, в огородах жирафы и бани топятся. Рисовали-то… своя воля царя боле. Робот треснет к чертовой матери, все лампочки перегорят!
Буторов-старший хлопал себя по ляжкам:
— Победа над космической системой!.. Поиски архипелага Табра могла выдержать только голова инспектора Уваровского районо.
Застелили брезент, поставили бутылки, еду. Додик принес из своего «Жигуленка» скрипку. Помнили ее обтертый футляр по школьным вечерам.
Володины проводы!.. «В Кейптаунском порту, с пробоиной в борту, „Жаннета“ поправляла такелаж!»
Юрий Иванович не остался, спешил, опаздывал, на Маяковской ждал Андрей Федорович. Повез его Эрнст; по пути Юрий Иванович просил помочь отговорить Андрея Федоровича от дуэли с Ушацем. Дуэль в четверг, своим секундантом Андрей Федорович выбрал Юрия Ивановича.
— Очередной кровосос! — Эрнст выругался. — Эта публика тебя с ходу вычисляет. Получасовая исповедь в неделю на протяжении месяца заменяет курс лечением транквилизаторами.