И бывшие с ним
Шрифт:
— Не открою, Антонина Сергеевна. Раз уступлю обстоятельствам, два уступлю. И все принципы к черту, — ответил Илья. Наклонил голову, послушал: сверху доносился топот. Разминались артисты, или репетировали кружковцы?
На галерею вышел Канторович, громко спросил, почему народ до сих пор в фойе, дескать, зал бы нагрели.
— Сломаем двери! — сказала Антонина Сергеевна.
Пал Палыч засопел:
— Все бы вам ломать…
— Что ж, увезу бригаду. Но деньги вам за концерт придется выплатить.
— А если я не переведу?
Она достала авторучку и блокнот:
— Сейчас составлю
— Охотно!
Пал Палыч протянул руку:
— Дай ключ, Гуков.
Илья выскользнул из-под руки Пал Палыча, взбежал по лестнице. Слышно, как он закричал на сцене: «Сидор Петрович, запирайте своих холерных в барак, репетируем первый эпизод!»
На галерее появился Гоги, отогнул полу своего фанерного пальто, достал скрипку. Ногаев хохотнул. Гоги взглянул на него снисходительно и с некоторым разочарованием:
— Снизу написано, смотри.
Ногаев перевернул скрипку, показал деку Антонине Сергеевне. Там был наклеен лакированный овальный кусочек бумаги, а на нем — елизаветинской гарнитурой с манерными завитками: «Страдиварiусъ», и по периферии — крохотными вдавленными буковками: «Нижнiй Новгородъ артель».
— На каком языке, по-твоему, писал Страдивари?
— На каком языке может писать грек?
— Ну да, если он живет в Сухуми…
Ногаев предложил обойти позиции, все четверо отправились на сцену. Репетировался эпизод: красноармеец Гуков требует впустить его в холерный барак, где в стремлении победить всеобщий ужас перед холерой он намерен пожать руки всем больным. Перед бараком толпа ожидает возвращения отчаянного красноармейца.
Илья расставлял актеров, показывал:
— Вы жена больного — он заперт в бараке, вы пришли проститься! А вдруг он выздоравливает?.. Вы играете нищего. Это усталый, тупой человек, ему все до феньки. Свое равнодушие выдает за смирение перед волей божьей и охотно подыгрывает священнику. Где поп? Ага, здесь!..
Из-за кулис вышли шефы с ящиком слесарных инструментов. Антонина Сергеевна сказала Илье устало, вдруг перейдя на «ты»:
— Восьмой час, герой… — Подозвала шефа: — Ломайте дверь.
Ногаев сказал, защищая Илью перед ней:
— Он сам отдаст ключ.
— Ой ли! — рассмеялся Илья. Зарычал на Кокуркина: — Если скрутит холера красного бойца, мы тебя расстреляем, папаша! — Схватил за руку девушку, вытащил ее на середину сцены: — Теперь с вами!..
Ногаев продолжал:
— Чтобы сократить вам путь познания… как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь… я дам вам урок. Вы ограждаете их от меня? — он указал на сцену, заполненную кружковцами и зрителями из числа тех, кто чувствовал себя здесь по-свойски, ходил в свое время в кружки, хор; шли, привлеченные топотом, голосами на сцене; шли спросить: почему не начинают концерт, поглядеть на артистов. Доносилось: «Ключ от зала не отдает…», «Дескать, репетиция важнее».
— Успешно ограждаю, — весело ответил Илья.
— Сейчас эта толпа променяет ваш трепетный спектакль на мой.
Илья развел руками, дескать, извините, некогда, бросился прочь. Замахал руками, собрал кружковцев, заговорил:
— Схема такова!.. Люди у барака разделены: одного
Репетиция доставляла Ногаеву удовольствие. Его помятое лицо ожило, он постукивал ногой, смеялся. Антонина Сергеевна достала из рукава платочек, оттирала запачканный краской палец. Подошли Калинник, Цветковы, полная женщина в цветастой шали — певица, все угрюмые, озябшие.
— Мы что, ночевать тут будем? — злым голосом спросила певица, обошла Ногаева и встала перед ним.
Ногаев оглянулся, увидел обступивших его актеров.
— Так начинаем? — спросила певица.
Антонина Сергеевна сделала знак шефу:
— Действуйте.
— Дверь ломать не надо, — сказал Ногаев.
Илья погнал на них толпу кружковцев, крича:
— Я вышел из барака!.. Вы шарахнулись! Побежали!
Толпа пятилась, топот, смех, Антонину Сергеевну отнесло от Ногаева, больно наступили на ногу.
Ногаев пошел к Илье, говоря громогласно:
— Эпизод с рукопожатиями в холерном бараке, как я понимаю, содрали из монографии о египетском походе Наполеона?
На сцене стало тихо, Антонина Сергеевна подняла голову и глядела на Илью, как учительница на ученика, пойманного на списывании.
— У моего деда был иммунитет к холерному вибриону, — небрежно ответил Илья.
— На этом основании вы заменили мамлюков белогвардейцами, деморализованных холерой французских солдат — обывателями приволжского городка, а Наполеона — своим дедом?.. Впрочем, неважно, пожимал руки в холерном бараке ваш дедушка или нет, важно, что герой нашей пьесы как организатор справился со своей задачей: создал миф о своей неуязвимости.
— Как не пожимал? — Илья негодовал.
— Может, он при том спрашивал: как поживаете?.. К тому же эпизод этот надо смотреть с подушкой. Ваш герой ушел в барак пожимать руки. Толпа перед бараком скучает в его ожидании. Что делать зрителю? Главными фигурами на сцене становитесь вы, девушка и солдат. Если толпа не сводит глаз с дверей барака, то вы заняты собой. Парень увидел девушку, влюбился, вымаливает свидание. Он солдат, завтра ему в бой! В братскую могилу! В холерный барак! Девушке парень мил, но она боится матери, робка. Должна быть смысловая связь между бойцом Гуковым и этой парой: ведь их любовь, их дети — будущее, а за него борется Гуков. Гуков уводит толпу. Мизансцена завершается любовной игрой. Начали!
— Не выйдет у меня, — сказал партнер молодой учительницы. Он страшится ревности своей жены, женщины яростной, не считавшейся с условностями сцены, хотя и причислявшей себя к интеллигенции: она была продавщицей в новом магазине.
— Мы с Ильей вас выручим, — быстро проговорила Антонина Сергеевна и пошла через сцену. Она была как в жару, плыли пятнами лица, рябили шарфы и платки.
Она взяла его под руку. Силы у нее кончились на половине пути. Илья, боязливо взглянув на нее, поддался под ее слабой рукой и пошел, он даже торопился и тянул за собой.