И дай умереть другим
Шрифт:
Артур Сикорский с невозмутимым видом подобрал обрывок газеты покрупнее, расстелил на тротуаре и принялся методично вытряхивать содержимое мусорного бака.
– Эврика! – Он аккуратно подхватил платком изрядную связку ключей – штук десять, в том числе от машины.
Турецкий открыл дверцу, взял трубку телефона, нажал повтор последнего номера и, не дожидаясь, пока ему ответят, дал отбой, зафиксировав номер на определителе.
– Теперь остается выяснить, кому он принадлежит, и можно двигать за Ангелиной и ее сообщником,– подытожил Артур.
– Угу, – промычал Турецкий, не слишком веря в такой элементарный вариант.
Он взглянул на часы: начало одиннадцатого. Домой ехать просто бесполезно, скоро все вернутся домой и поспать все равно не дадут, придется восстанавливать силы на родном диванчике в кабинете.
– Может, заедем ко мне, позавтракаем, отдохнем, – словно читая его мысли, предложил Артур.
– Заедем, почему не заехать, – недолго думая, откликнулся Турецкий удовлетворенно: наконец-то кофейку попьем, да и пожевать чего-нибудь давно пора.
Сикорский оказался на коне. То есть на новой спортивной «мазде» темно-вишневого цвета. Хорошо быть мажором.
Апартаменты у него были под стать машине: все вылизано и вполне современно. Когда-то это была обыкновенная двухкомнатная квартира на проспекте Маршала Жукова, но сейчас стены, кроме несущих, были удалены, и образовалось приличных размеров помещеньице, разделенное только двусторонними под потолок стеллажами с книгами. Мебель итальянская, кондиционер, уголок культуриста, разумеется, масса всяких мелких прибамбасов, призванных облегчить жизнь одинокого молодого мужчины.
Турецкий даже присвистнул:
– Неплохо живешь, стажер.
– Стараюсь.
Завтрак оказался тот еще: отбивная тридцать на тридцать с кровью (голодный Турецкий ее так и не осилил), салат из какой-то индийской зелени (по виду очень похоже на болотную тину, но уточнять он не решился), в начале – апельсиновый сок и на финише – молоко.
– Хлеба только нет, – извинился Артур. – Я не ем углеводы.
– Что – вообще?! – ужаснулся Турецкий, не представляя себя в такой ситуации.
– Практически. Во всяком случае, картофель, каши, хлеб, торты и тому подобное не употребляю, – не без удовольствия пояснил хозяин.
Наевшись, Турецкий отвалился от стола:
– Кофейку бы.
– Сейчас организую.
– А сам?
– Протеиновый коктейль.
– Значит, кофе тоже не пьешь?
– Нет, не пью.
– И чай?
– И его.
– И зачем ты себя так изнуряешь?
– Не! Это я себя балую.
Турецкий сообразил, что столкнулся либо с железными принципами, либо с ослиным упрямством, и перевел разговор:
– Ладно, давай о деле. Ты проверь телефон и займись Ангелиной, а я, как большой специалист по немцам, дипломатии и прочей лабуде, попробую определиться со Штайном.
ГРЯЗНОВ
По просьбе Комиссарова Грязнов срочно приехал в МУР. Договорились встретиться в его бывшем кабинете, который так еще никто и не занял. Впрочем, Грязнов и не собирался его никому уступать. Тут была военная хитрость. Он тайком вызвал слесаря и велел поменять замок на двери. При этом демонстративно и побольше стучать молотком. Чтобы было хорошо слышно. Обиженный слесарь возразил, что он профессионал, молотком почти не пользуется и работает тихо, как мышь. Но Грязнов, руководствуясь исключительно революционной целесообразностью, приказал об этом забыть и выполнять что сказано.
В результате в МУРе не осталось сотрудника, который не знал бы, что в кабинет начальника врезали новый замок, и никаких вопросов больше не возникало: значит, есть и новый хозяин. Только вот кто он, оставалось загадкой, поскольку сам Вячеслав Иванович теперь появлялся на Петровке крайне редко. Запасной ключ от кабинета он вручил Комиссарову, так что сейчас, например, Грязнова уже ждали.
Грязнов сразу заметил, что если Федор держался невозмутимо, то Дятел весело поблескивал глазами, и у него явно чесался язык, однако субординация прежде всего, и он помалкивал. Вот только хороший ли это был признак, Грязнов распознавать еще не научился.
– Слава, признаю, что насчет денег Патрушева ты оказался прав, – сказал Комиссаров.
– Ага, вот видишь! – Грязнов откровенно торжествовал. Наконец-то появилась хоть какая-то зацепка. – Рыбак ими воспользовался? Они-таки где-то проявились?
– Да. Они действительно проявились. Только боюсь, что наш список с этими номерами можно теперь выбросить.
– Почему это? Не говори загадками, – рассердился Грязнов. – Где засекли деньги? В гостинице? В ресторане? В бане?
– Все – мимо. Деньги засекли у вдовы Патрушева.
– Что?!
– Полчаса назад она позвонила в свое отделение милиции и попросила поблагодарить сотрудника, который взял на себя труд лично их доставить.
– То есть… – От такой наглости даже у бывалого Грязнова дух захватило.
– Да, – хихикнул до того молчавший Дятел. – Описание участливого сотрудника полностью идентично внешности Рыбака. – И высказал неожиданную лингвистическую догадку: – Вообще, по-моему, слово «участковый» идет не от участка, а от «участия»!
– Рыбак сам их ей привез, – подтвердил Комиссаров, – бабки эти.
Наступила тягостная пауза, которую ни Комиссаров, ни Дятел не смели прерывать.
– Все-таки не понимаю, – сокрушенно сознался Грязнов. – Он же в бегах, без ночлега, без документов, а тут деньги сами на голову свалились – и он их возвращает. Он что – больной, зачем он это сделал?! Ты бы вернул деньги на его месте, а, Федор?
Федор скромно промолчал. Правая рука у него почему-то была сжата в кулак, которым он легонько постукивал о ладонь левой.
– Может, хоть Алина это как-то объяснит? – У Грязнова окончательно испортилось настроение. – Ну ладно. Вернул деньги. И… что еще?