И исходит дьявол
Шрифт:
Ричард склонился подле герцога, совершенно бледный и беспомощный, с застывшим взглядом. Его руки раскинулись в стороны, как бы пытаясь выхватить Флер или вымолить помилование, но он не мог пошевелить даже пальцем.
Мэри Лу держалась одной рукой за плечо мужа. Страха уже не было, как не было больше и мыслей о близкой кончине, могущей постигнуть их в любой момент. Не было даже ужаса потерять Ричарда, случись им всем разом провалиться в бездонную темноту смерти.
Она не молилась и не рвалась в сторону Мокаты. Биение ее сердца на какое-то время прекратилось, зато мозг был ясен и работал быстро и четко. Такое иногда очень редко случается, когда опасность настолько велика и смерть так неизбежна, что никакого другого выхода, кажется, просто не может быть. В уме Мэри Лу отчетливо увидела себя сидящей и держащей перед глазами большую книгу, которую де Ришло называл «Красной Книгой Аппина». Кожей пальцев она даже ощущала бархатистую поверхность сафьянового переплета.
Саймон опустился на колени между герцогом и Рексом. Он хотел было пасть ниц, но вместо этого лишь слабо качнулся из стороны в сторону, терзаемый агонией позднего раскаяния. В конце концов не чья-нибудь, а его, Саймона, прихоть обрекла его лучших друзей на эти невыносимые страдания, если не на гибель. Чтобы загладить и искупить вину, он сейчас пожертвовал бы чем угодно. Разум его снова был чистым, и с полным знанием невозможности постичь и понять происходящее он мысленно предложил себя в жертву Силам Тьмы, если только Флер этим может быть спасена.
Моката на мгновение замер. Не опуская занесенный над телом ребенка нож, он повернулся и посмотрел на Саймона. Колебания мозга отчаявшегося еврея оказались так сильны, что он уловил их. Но Моката уже не использовал Саймона в своих целях и больше в нем не нуждался. Поэтому губы сатаниста скривились в едкой усмешке. Он покачал головой, отвергая жертву, и еще выше поднял острый кинжал.
Рука герцога дернулась вверх. Он хотел отвести удар крестным знамением, но внезапно один из лучей Талисмана ударил по ней ослепительным светом, и рука упала вниз как парализованная.
У Ричарда широко открылся рот. Казалось, он вот-вот закричит, но звука не было.
Рекс величайшим усилием воли склонил голову и приготовился в последнюю атаку, но не мог двинуть плечами. Сзади его как будто держала целая рота солдат.
«Красная Книга Аппина» перед мысленным взором Мэри Лу раскрылась. Она ясно различила пожелтевшую пергаментную страницу и выцветший текст на непонятном языке. И снова, как когда-то во сне, она смогла прочитать одно-единственное предложение: «Те только, кто испытывает Любовь и не имеет Желания, обретут в Страшный Час дарованную свыше силу».
Губы ее открылись и, не понимая значения, она произнесла странное, незнакомое слово, которое никогда ранее не видела и не слышала, и слово это состояло из пяти слогов.
Эффект был мгновенным. Все закачалось и задрожало, как при землетрясении. Стены начали удаляться, пол заходил ходуном. Склеп с жуткой быстротой стал вращаться, и находящиеся в круге люди схватились за руки, чтобы не упасть. Перед глазами все поплыло. Свечи на алтаре пошатнулись и заплясали. Талисман Сета смело со лба чудовищного Зверя и бросило вниз. Он, подпрыгивая, слетел по ступенькам и упал на каменную плиту у ног де Ришло.
Моката отшатнулся назад. Козлиная тварь вздыбилась на задние ноги и, издавая ноздрями леденящий душу свист, принялась вращать вокруг раскосыми глазами. Исходивший из них недобрый, злобный огонь озарил помещение. Мерзкое животное росло и увеличивалось в размерах, заполняя, казалось, все имеющееся пространство и постепенно зависая над окаменевшими от ужаса людьми. Испускаемое им из отверзшейся пасти гнилое, смердящее дыхание сдавливало грудь и вызывало рвоту. Пальцы Мокаты, державшие нож, разжались, сталь лязгнула о камень, а сам сатанист, пытаясь защититься, судорожно поднял вверх руки. Страшное, гибельное Существо, вызванное им из Преисподней, в последний раз пронзительно заржало, после чего ударило Мокату по голове гигантским раздвоенным копытом. Безобразно распластавшись, сатанист полетел по полу и застыл в нелепой позе на ступеньках часовни.
В завершение послышался громоподобный треск, как будто сама земля под их ногами разошлась в стороны. Внезапно вращение прекратилось, пол уже больше не качался, а сатанинская фигура начала сжиматься и уходить в себя. Там, где только что была козлиная морда, снова показалось искаженное от боли и ярости черное лицо малагасийца, но это длилось мгновение, а затем и оно исчезло в клубах вьющегося дыма.
Пламя черных свечей на алтаре затрепетало и погасло. Сейчас комната освещалась только фосфоресцирующим сиянием, идущим от Талисмана. Де Ришло подобрал Талисман и держал его на вытянутой руке. В слабом дрожащем свете они увидели, что Флер села и, по-детски беспомощно скуля, соскользнула с жертвенника на пол. Большие круглые глаза девочки смотрели прямо на мать, но никакого выражения в них не было. Такой взгляд бывает у ходящего во сне лунатика.
И вдруг наступила тишина. Такая полная, что, казалось, разом остановились все часы на свете. В воцарившемся безмолвии замерли даже тени.
Почти неслышно, откуда-то из другого мира, зазвучала тихая, сладостная мелодия. Музыка доносилась до их ушей как бы с огромного расстояния. Сначала звуки были похожи на капание тающего льда в подземной пещере, потом понемногу они стали громче и перешли в слитное, гармоничное пение неслыханно чистых мальчишеских голосов. Страх бесследно покинул их души, и один за другим они опустились на колени и как зачарованные внимали сказочно-прекрасной, божественной литании. Глаза всех, однако, были по-прежнему прикованы к Флер.
Девочка медленно шагнула вперед, и по мере того как она приближалась, с ней начали происходить странные изменения. Маленькое голое тельце окуталось золотистой вуалью, плечики стали шире, и она мгновенно выросла. Округлые детские черты утратили первоначальную форму и трансформировались в костно-мышечную структуру взрослого человека. Прозрачная золотая вуаль материализовалась в изящные складки длинного, шелкового халата такого же цвета. Озорные кудряшки на голове пропали, и на их месте возник красивый высокий лоб.
Ничто не напоминало в этой фигуре ребенка. Песнопение, достигнув высшей ликующей ноты, оборвалось, и взору друзей предстал статный мужчина. По одеянию это был тибетский лама, а благородные черты лица говорили о смешанном, арийско-монголоидном происхождении. Лучшие характеристики обеих рас получили в нем живое воплощение и точно так же, как лицо его отрицало, в высшем смысле, какую-либо этническую принадлежность, так и барьеры земного времени для него, казалось, тоже не существовали. Вся внешность появившегося говорила о крепком здоровье и большом запасе энергии человека, вошедшего в зрелый возраст и достигшего пика физического развития, но также было ясно, что некая особая красота объясняется сознанием бренности бытия, которое дается только тому, кто с раннего отрочества посвятил себя познанию истины. Скорбный взгляд, направленный на них, светился Силой, Знанием и Властью, но были в нем и бесконечная нежность, и долготерпение, и ангельское сострадание, простому смертному недоступные.