И избави нас от всякого зла
Шрифт:
Дин ее внимания не удостоился и тут же с высокомерным видом вернулся к созерцанию улицы.
— Там, в Африке, у меня был друг. Мы с ним часто играли, — тихо начала Бьюла, перебирая в пальцах выбившуюся прядь волос. — Один раз мы играли в мяч, — ее голос познавал все новые грани отстраненности, — у них нормальные мячи — редкость, а этот мяч мне прислал дядя из Манчестера. И вот — Гугу пнул мячик, и он упал в колодец. Гугу очень расстроился, ведь другого настоящего мяча в городе не было, только сшитые местными, а они были очень тяжелые и плохо прыгали. И вот торчали мы над колодцем, торчали, и Гугу
Бьюла замолчала. Шериф с тоской смотрел на неё, ожидая, что рассказ наконец-то дойдет до обещанной магии.
— Я звала его, долго звала, пока не сорвала голос.
Сэм фыркнул. В данной ситуации звать было бесполезно. Нужно было бежать за взрослыми. Бьюла будто не услышала насмешки.
— Тогда я спустилась по цепи в колодец, — произнесла она, — я тогда не подумала, как буду выбираться.
Сэм взглянул на Дина. Тот прикрывал глаза ладонью и картинно покачивал головой. Видимо, колодец был давно высохшим, а быть может, давно не использовался, но в любом случае находился слишком далеко от того места, где были люди, если крики детей никто не услышал.
— Отец тогда искал меня всю ночь. Нашли меня только утром, когда женщины пошли за водой мимо этого колодца к новому…
— А Гугу? — осторожно спросил Дин, обернувшись.
— Он сломал шею, когда упал, — безмятежно сообщила Бьюла, — я стояла на его плечах, чтобы не захлебнуться в грязной жиже. Отец сказал, что меня уберегли святые. Я не знаю, чем святым не угодил Гугу, он ведь был замечательным.
— Но как, черт побери!.. Это же была наверняка жуткая ночь для тебя, — выдавил Сэм, пытаясь представить, что это значит — стоять по горло в вонючей, непригодной для питья воде, на теле мертвого друга, с которым только что играл.
— Мне было страшно. Я с тех пор не люблю колодцы, — призналась Бьюла. — Мяч плавал у самого моего носа, а я держалась за стенки и боялась соскользнуть. Я рассказывала Гугу сказки всю ночь, лишь бы ему не было страшно так же, как мне. Мне так хотелось держать его за руку, чтобы он не боялся — но было нельзя. Я знала, что, если наглотаюсь этой жижи, то обязательно умру.
— Сколько тебе тогда было, Бьюла? — негромко поинтересовался шериф.
— Семь, — Бьюла встала, и, подойдя к окну, достала из кармана четки и начала оборачивать ими кактус.
Сэм начал прикидывать, как в случае чего будет уворачиваться, если Бьюле взбредет в голову запустить горшком, допустим, ему в голову. Хотя Дин сидел намного ближе.
Взгляд Дина подозрительно держался на юбке Бьюлы в районе задницы, и Сэм подумал, что у него гормоны совсем перекрывают мозги.
— Я долго после этого болела воспалением легких. Отец от меня отходил разве что в туалет. Даже проповеди отменял. Сидел у моей постели и молился.
— А врачи хоть были? — не выдержал Сэм. Отец, который молится у постели больной дочери, был в принципе довольно эксцентричен.
— Врачи? Нет. После того, как взорвали больницу, врачей больше не было. Один старенький парамедик на весь город, да местные знахарки-акушерки, — Бьюла развернулась, и взгляд Дина тут же поднялся выше. Ненамного выше. — Но были местные колдуны, и лекарства тоже, а еще — разные снадобья. И я выздоровела. Папиными молитвами в том числе, но он потом мне сказал, что молился, чтобы
— Как? — не выдержал Сэм, рискуя получить кактусом в живот. — Ритуальными плясками?
— Глупо, — улыбнулась Бьюла. — Я же сказала, у них были снадобья… Всем европейцам и американцам кажется это нелепым, но до того, как пришли мы, африканцы справлялись с болезнями. Я знаю, что многие вирусы в Африку попали с колонистами, — по-научному сухо заявила она, — и именно из-за этих вирусов им понадобились наши врачи. Африканцы не умеют бороться с нашими болезнями. А еще, — продолжала она, — я знаю, как они разговаривают с духами…
— Эм, — сглотнул Дин, — подожди, ты сказала, что врачей после взрыва больницы в городе больше не было… Твоя мама погибла там, в Африке?
— Да, — грустно улыбнулась Бьюла. — В Африке. Кто-то подложил в бикс взрывное устройство, и, когда бикс открыли, раздался взрыв. Погибли почти все медики, которые были в городе… Операционной не стало, рухнули стена и потолок, погибли те, кто был в палате наверху, потому в Африке никто не строит такие крепкие здания, как здесь. А когда пытались спасти тех, кто еще жил, хотя спасать их уже было некому, террористы взорвали еще несколько бомб в палатах. Больница просто разрушилась, даже те, кто еще был жив, оказались под завалами, и вытащить их уже не успели… — Она помолчала. — Пока приехали военные, прошло слишком много времени. Мномонга плакала и говорила, что моя мама была самым светлым и добрым человеком из всех, кого она только знала. Мномонга взяла меня к себе, я училась у нее, пока мне не исполнилось двенадцать, а потом… потом она умерла, и мы вернулись в Америку. Отец стал викарием, а я пошла в школу.
— Ты потеряла очень многих дорогих тебе людей, — шериф подошел к Бьюле, посмотрел на нее сверху вниз, потом присел рядом с ней на корточки. — Как так получилось, что твой отец, слуга Божий, верил во все это… церковь не поощряет суеверия, разве нет?
— Да. — Бьюла посмотрела ему в глаза, будто обвиняя. — Их можно понять, нельзя давать людям верить в то, чему они могут начать поклоняться. Люди и так отвернулись от Бога. Но от того, что церковь отрицает потустороннее, оно не исчезает. Отец называет себя криптозоологом. Он видел это все в Африке. Он видел, как колдуны обращаются в зверей. Как они вызывают дождь, и как приходят в мир живых души умерших. Но он не мог донести это до людей, и в конце концов ему отказали от места. Викарий, призванный спасать души, не может губить эти души, предлагая им не место возле Господа нашего, а адские порождения, так они говорили.
— По-моему, у него все-таки поехала крыша, — тихо, но отчетливо резюмировал Дин. Шериф поднялся.
— Все может быть, — не стала спорить Бьюла, — но кто из нас совершенно разумен? И кто может сказать, где пределы этого разума? Вы все не верите мне, а я говорю, что нет оборотней, а ты, — она посмотрела на Дина, — смеешься. Кто из нас прав?
Шериф хмурился. Сэму показалось, что у него появились какие-то соображения, но он не спешил их озвучивать.
— Они назвали смерть мамы «Ящиком Пандоры», — голос Бьюлы звучал отстраненно, — из-за того, что первый взрыв был в ее биксе. Военные. Американские военные, которые приехали после.