И на восьмой день...
Шрифт:
Запах опаленных копыт, с которым Эллери не сталкивался с детских лет, приветствовал его на следующей остановке вместе с более знакомым запахом свежих опилок. Юлиссис С. Грант только что подковал серую ослицу.
— Да будет благословен Вор'д, — поздоровался генерал Грант. — Я Плотник-Кузнец.
Он хлопнул ослицу по крупу, и она затрусила прочь. «Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего...» [48]
48
Книга
Эллери ответил на приветствие, и несколько секунд оба молчали. Подмастерье сложил кузнечные мехи и занялся другим делом. Огонь тускло мерцал в печи. Перевоплощенный Грант подобрал кусок дерева — дышло, догадался Эллери — и начал отделять от него металлическую деталь.
— Хотя мои руки заняты, — сказал он, — уши свободны.
— Вы делаете ключи?
Плотник-Кузнец выдержал паузу, чтобы подумать, и снова взялся за работу.
— Когда ключи нужны, я их делаю. Но они нужны редко, поскольку у нас мало замков. Замки есть в кормушках, так как некоторые из наших животных очень хитрые, открывают щеколды зубами и едят больше, чем им полезно.
— А что еще у вас запирают на ключ?
Оказалось — очень немногое. Небольшое количество изготовляемого в долине пороха для подрывов пней и скал (Плотник-Кузнец, кажется, понятия не имел, что порохом можно пользоваться для других целей) запирали от детей и животных. Вяленое мясо запирали от койотов, иногда забредающих в Квинан. Из жилых домов замыкали на ключ только дом слабоумного карлика, ухаживающего за кладбищем, по причине страхов, которые бедняга был не в состоянии объяснить. Но спорить с ним никто не хотел, да и вреда от этого не было никакого.
И конечно, санктум.
Мозолистые руки застыли, и Эллери показалось, что в глазах Плотника-Кузнеца блеснули слезы.
— Когда вы в последний раз делали ключ от санктума?
— Я никогда его не делал.
— Тогда кто...
— Ключ, который находится у Учителя, сделал Смуэль — он был Плотником-Кузнецом очень давно.
— А мог кто-нибудь изготовить ключ без вашего ведома? Скажем, под покровом ночи?
Плотник-Кузнец выпрямился и бросил в корзину кусок металла, который отделил от дышла.
— Гость, — вежливо произнес он, — я стал Плотником-Кузнецом благодаря своему опыту, но мастерская мне не принадлежит. Любой может приходить сюда и работать когда угодно. К тому же мои обязанности часто призывают меня в другие места долины. Ты спрашиваешь, мог ли ключ быть изготовлен без моего ведома. А я отвечаю: почему бы и нет? Почему я должен об этом знать?
Эллери вздохнул. Это был другой мир, с другой шкалой ценностей. Полинезийские дикари ужасались тому, что капитаны европейских судов подвергают порке своих матросов, которые без разрешения отправляются вплавь на берег, чтобы найти себе женщину, так как им это казалось вполне естественным. При этом они крали с кораблей все, что плохо лежало, и удивлялись возмущению, которое вызывало их воровство.
— А Сторикаи работал недавно в этой мастерской? — терпеливо допытывался Эллери. — Мог Кладовщик изготовить ключ?
— Гость, — столь же терпеливо ответил Плотник-Кузнец, — я знал Сторикаи всю жизнь. Он часто бывал здесь, поскольку был Кладовщиком, а я часто бывал на складе, поскольку я Плотник-Кузнец. Видеть здесь Сторикаи было так же обычно, как видеть птицу на дереве. Он мог
Эллери достал целлофановый конверт с пуговицей, которую извлек из руки мертвого Кладовщика.
— Вы когда-нибудь видели эту пуговицу раньше?
Плотник-Кузнец колебался.
— Это пуговица Учителя, — сказал он наконец. — Большинство пользуется костяными или деревянными пуговицами. Члены Совета, Преемник и Управляющий носят роговые, И только Учитель носит пуговицы из металла. — Плотник-Кузнец указал на странный символ на пуговице, и Эллери внезапно понял, что это заглавная буква «И», выгравированная квинанитским шрифтом, так напоминающим «канцелярский почерк», который бытовал столетие тому назад на расстоянии шести тысяч миль отсюда. — Буква «N» означает «пятьдесят» — священное число, которым может пользоваться только Учитель. — Снова поколебавшись, он робко осведомился: — Гость, не должен ли ты вернуть ему пуговицу?
Но Эллери уже вышел из мастерской.
В ткацкой мастерской изготовляли шерстяные одеяла, и горьковатый плесневелый запах овчины висел в воздухе, как туман. Ткач стояла у станка. Это была крупная женщина, которая, при наличии сигары, могла бы сойти за Эми Лоуэлл [49] .
Ее голос был мягким и мелодичным, Да, она умеет не только ткать, но и шить. Да, Учитель приходил к ней вчера во второй половине дня. Он сказал, что потерял пуговицу от своей мантии, хотя мог бы этого не говорить, добавила Ткач с печальной улыбкой, она сразу это заметила. Ткач сразу же пришила новую — у нее хранится запас металлических пуговиц для Учителя.
49
Лоуэлл, Эми (1874 – 1925) — американская поэтесса и критик.
— В котором часу это было, Ткач? — спросил Эллери, чувствуя себя не в своей тарелке в присутствии лучащейся дружелюбием женщины.
— В котором часу? — Она сделала паузу. — Странно, что ты об этом спрашиваешь, Гость. Я мало внимания обращаю на время. Ведь ткать и шить — это не кипятить молоко. Когда у меня на сердце легко, челнок словно летит, а когда тяжело, как сейчас, станок становится тяжелым и работа идет медленно. Вчера, когда приходил Учитель, я мало думала о времени, так как работала над новым рисунком. Могу я показать его тебе?
На фоне шерсти цвета пустыни женщина ткала птицу из черной шерсти. Эллери прищурился, глядя на нее, пытаясь определить, является ли легкое искажение результатом несовершенства рисунка или его усталых глаз. Внезапно он понял. Здесь была изображена не сама птица, а ее тень на песке. Иллюзия была поразительной.
— Вы сами это сделали?! — воскликнул Эллери.
— Тебе нравится? Я очень рада. Да, я выткала это для моего... для Учителя.
Оговорка подсказала ему, что Ткач была одной из жен старика. По непонятной причине его пульс участился.