И нет этому конца
Шрифт:
Хотя уже спустя несколько секунд я видел, что это не Валюшка и не та другая, которая так таинственно и страшно исчезла нынешней ночью, сердце у меня еще долго не могло успокоиться.
И вот девушка — на расстоянии вытянутой руки. Она запыхалась. На ее лбу не то капельки пота, не то дождинки.
— Мальчики, вы не из санвзвода случайно?
— Ну! — ответил старшина, не сводя с ее раскрасневшегося лица своих усмешливо-нагловатых глаз.
— Да? Ой, как хорошо, что я вас нашла! — От смущения ее улыбка была разбросанной и неполной —
— По продаттестату, что ли? — с недоверием спросил старшина.
— А то как же еще? Вчера днем ваш капитан сдал нашему начпроду аттестат на пятнадцать человек.
— На пятнадцать? — обрадовался Саенков. — Ну, товарищ лейтенант, теперь живем!.. А вы кто такие? — обратился он к девушке.
— Мы зенитчики! Вон наши батареи! — показала она на ближайшие рощицы.
— Давайте, что ли, знакомиться? — предложил старшина.
— Зина, — сказала девушка и подала руку сперва ему, а потом мне. Ладошка ее была влажная и горячая.
— Лейтенант Задорин! — назвался я.
— Иван! — представился Саенков.
Девушка фыркнула.
— Чего? — удивился он.
— Больно просто — Иван…
— Так и Зина-то не сложней! — усмехнулся старшина.
— Один лейтенант сказал, что Зинаида означает божественная, рожденная греческим богом Зевсом.
— Верно, и Иван что-нибудь да значит? — предположил Саенков.
— А что он может значить? — хмыкнула девушка. — Иван и есть Иван!
— Нет, — не согласился он. — Что-нибудь да значит.
Все время, пока старшина разговаривал с Зиной, я как в рот воды набрал. Стоял и бездумно глядел, как она двигала своими тоненькими бровками, светлыми ресничками, пухленькими губками. Особенно губками, которые то раскрывались для очередной реплики, то складывались ненадолго в улыбку. Нет, внешность ее мне не нравилась. И все же я не мог оторвать взгляда. Даже понять трудно, что произошло со мной…
— Чего мы здесь стоим? — спохватился старшина и галантным жестом — где он его подсмотрел? — пропустил девушку вперед. — Битте, фройлен!
Мы поднялись на пригорок.
— А где ваша землянка? — спросила Зина. Впервые она обратилась не к Саенкову, а ко мне. И я увидел, что глаза у нее не просто темно-голубые, почти синие, а еще с заметной поволокой: смотрят и осторожненько так смущают…
— Вон видите, у самой дороги, — ответил я, покраснев.
— А знаю, там артиллеристы были.
Она, по-видимому, все тут знала.
Из землянки вышел и переминался с ноги на ногу Витя Бут. Затем показался Орел, как всегда серьезный и очень деловой. Проведя рукой полукруг от дороги до берега, он принялся что-то не спеша объяснять. Ах да, Бут заступал на дежурство, а Орел его инструктировал. В каждом движении, каждом жесте отделенного проглядывал учитель. Как я раньше этого не замечал?
Зина удивилась:
— А это что за гражданские у вашей землянки?
—
— Эти? — она скривилась точь-в-точь как я, когда впервые увидел их. — А они что-нибудь умеют?
— Умеют, — усмехнулся Саенков. — Волам хвосты крутить!
Зина фыркнула.
Вчера бы я и бровью не повел, услышав столь нелестное мнение о санитарах, а сегодня меня передернуло. К Орлу, Дураченко и Задонскому у меня почти не было претензий: всю ночь они трудились как черти. Панько, Бут и Козулин тоже старались, хотя не все у них получалось. Так что насчет «кручения хвостов» старшина явно загнул.
— Товарищ лейтенант, я схожу за продуктами? — странным просительным голосом произнес Саенков.
— Сходите, — ответил я и незаметно перевел взгляд на Зину.
— Ой, мальчики, я совсем забыла! — вдруг воскликнула она. — Наш начпрод еще баиньки. А он не любит, чтоб его рано будили… Приходите днем! — Она сошла на тропинку, которая вела к зенитчикам. — Я забегу, скажу вам, когда он глазки продерет!..
И, помахав нам рукой, зашагала быстрой и веселой женской походкой.
Саенков почесал в затылке и сказал:
— Эх, Зина, Зиночка, моя корзиночка!..
— А? Что? — вскочил я с нар.
Кругом мелькали растерянные и озабоченные лица санитаров.
— Что случилось?
— Комендант ранен! — сообщил старшина.
— Тяжело? — испуганно спросил я.
— Говорят, отбегался.
Я быстро натянул сапоги, надел шинель.
— Дураченко, Задонский, Саенков, с носилками — за мной!
И первым выскочил наружу. В лицо хлестануло мелкой и колючей изморосью.
Сквозь туман, стлавшийся над водой, проступали знакомые очертания правого берега. По-прежнему все пространство над ним заполнял грохот орудий, треск пулеметных и автоматных очередей.
Мы спустились по крутым ступенькам вниз. Придерживая рукой мокрый полог, вошли в блиндаж.
На деревянном топчане, накрытом ворсистым трофейным одеялом, нет, не лежал, а сидел, всем своим видом отметая какие-либо мысли о смерти, комендант переправы. Правда, левую руку он держал на весу. Вот тебе и отбегался.
Ранение оказалось не тяжелым, но майор потерял много крови и ослабел.
Закончив перевязку, я сказал:
— Товарищ майор, вы посидите здесь, а мы поищем попутку!
— Зачем? — встрепенулся он.
— Как зачем? Отправить вас в госпиталь.
— Меня — в госпиталь? — он впервые с опаской поглядел на меня. — Да вы, я погляжу, шутник, лейтенант! Да с такой царапиной тут же отправят обратно!
— Не отправят, товарищ майор. Я работал в госпитале, знаю.
— Давайте, лейтенант, лучше по-хорошему договоримся. Я буду лечиться у вас амбулаторно, а вы уж постарайтесь, чтобы мне хуже не стало…
— Товарищ майор, я не имею права оставлять на переправе раненых, — жалобно сказал я. — У нас здесь нет даже санчасти.