И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)
Шрифт:
— Вы бы подыскали ей жениха среди знакомых офицеров. Ведь она хорошенькая и, как говорит барон Штенгель, не бедная, — совершенно серьёзно уговаривала Генриха графиня, возвращаясь в замок. Вот тогда-то в голове Гольдринга и возникла идея, женить Кубиса.
— Если вы осуществите свой план — я обещаю вам пост неизменного друга дома, — кокетничая, проговорила графиня.
— Боюсь, что Штенгель не утвердит меня в этой должности.
— Надо приучить его к мысли, что вы неотъемлемая часть моего
— Барон придерживается чересчур патриархальных взглядов на семейную жизнь.
— Вот вы и поможете мне перевоспитать его. Он испортил себе вкус, глядя на эту мещаночку! А Кубису она как раз под стать. Софья уравновесит его. Я завтра же заеду к ней, уговорю пригласить Кубиса и так распишу его, что она влюбится, даже не глядя. На следующий день, собравшись на прогулку, графиня зашла к Генриху.
— Даю вам на сегодня отпуск. У нас с Софьей будет интимный женский разговор, вы помешаете нам.
— А не слишком ли вы форсируете события? — спросил Генрих.
— У меня правило: не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Я уверена, барон, что ваша невеста совершила непоправимую ошибку, не обвенчавшись с вами, сразу же после помолвки. Я не стала бы полагаться на вашу верность.
— Вы такого плохого мнения обо мне!
— Наоборот, хорошего. У одного писателя я вычитала чудесный афоризм. «Постоянство, — говорит он, — признак ограниченности». Поставьте вместо слова «постоянство» слово «верность». Я уверена, что вы найдёте кареокую итальянку, а у вашей Лоры — так, кажется, её зовут? — останется лишь подаренное вами обручальное кольцо… Кстати, почему вы не носите своего?
— Бросил куда-то в чемодан…
— Бедная Лора! — рассмеялась графиня.
В коридоре послышались быстрые шаги, кто-то постучал в дверь, и в комнату вошёл весёлый, возбуждённый Матини. Увидев графиню, он смутился.
— Простите, я постучал, но… растерянно извинялся он. Графиня холодно кивнула головой и вышла.
— Как нехорошо вышло, я вошёл так неожиданно. Она, кажется обиделась?
— Её могли обидеть лишь твои извинения, подчёркивающие неловкость положения. Да ну её к чёрту! Лучше скажи, что с тобой? Ты прямо весь сияешь!
— Ещё бы! Вес кончилось отлично: акт о смерти Ментарочи написан и главный прозектор его подписал. А сам Ментарочи, вероятно, уже давно в горах. Генрих свистнул.
— Как это произошло? Когда?
— Он бежал на рассвете. Правда, немного раньше, чем ты советовал, но я воспользовался счастливым случаем: у прозектора было много вскрытий, и он подписывал документы, не очень вникая в их суть… Но что с тобой? Ты недоволен?
— Самое худшее, что ты мог сделать, это сейчас отпустить Ментарочи к партизанам!
— Но зачем же мы тогда забрали его из СС? Для того, чтобы выпустить? Ведь так?
— Я
— Да какая разница! Как раз в это время выкопали братскую могилу и хоронили покойников…
— А завтра провокатор, раз уже выдавший Ментарочи, сообщит Лемке: Ментарочи, которого арестовало гестапо, снова в горах, жив, здоров! Лемке начнёт проверять, увидит акт о смерти, последовавшей во время операции…
— Боже, что я наделал! — Матини побледнел — Какой же я идиот!
Генрих нервно зашагал по комнате. Матини, обхватив голову руками, неподвижно сидел на диване, уставившись в пол.
— Скажи точно, в котором часу ты его отпустил?
— На рассвете, часов в шесть. Я дал ему гражданскую одежду, немного денег, пистолет…
— Знаешь куда он пошёл?
— Нет!
— Условились о дальнейших встречах?
— Тоже нет. Он пожал руку… мы даже поцеловались, но ни слова друг другу не сказали. Генрих снова зашагал по комнате, на ходу бросая отрывистые фразы.
— Положение хуже, чем ты предполагаешь. У Лемке акт о смерти, а человек жив. Кубис сошлётся на то, что мы его уговорили выдать арестованного. Я, ты и Лютц! Какой вывод сделает Лемке? Что есть организация, содействующая партизанам. Ведь нас трое…
— Я пойду к Лемке и всю вину возьму на себя. Скажу, что недоглядел, Ментарочи бежал, а я, боясь ответственности, спасая себя…
— Не говори глупостей! Дождаться почти конца войны и погибнуть из-за собственной неосторожности. Мы что-нибудь придумаем! Должны придумать! Нет такого положения, из которого не были бы выхода…
— Я тебе его предложил. Это единственный выход, который у нас есть.
— Ты когда-нибудь видел, как мелкие зверушки, загипнотизированные взглядом змеи, сами идут к ней в пасть? Вот твой выход! А мы найдём, должны найти что-то такое… Погоди, погоди, дай мне подумать немного… Знаешь что? Иди сейчас к Лютцу и предупреди его обо всём, а я тем временем проверю одну вещь… Возможно, это и будет выход! Только обещай — ни единого шага, не посоветовавшись со мной!
— Обещаю!
— Я позвоню Лютцу. А теперь не хочу терять времени, чем скорее мы что-нибудь решим…
Матини поднялся и направился к двери, но на пороге остановился, окинул Генриха печальным взглядом.
— Я так люблю тебя и Карла, и вот из-за меня…
— Если хочешь, во всём виноват я. Не продумал наш план до мельчайших деталей, не поговорил с Ментарочи, думал — успею, и вот… Впрочем, извиняться друг перед другом будем потом, а сейчас… сейчас уходи! Безнадёжно махнув рукой, Матини вышел.
Оставшись один, Генрих смог спокойно обдумать план, который зародился у него в голове во время разговора с Матини.