…и просто богиня
Шрифт:
Блондинка приходится ее романтической страсти женой, у них детей трое.
— Она на восемь лет меня младше, ей еще тридцати нет, и такая жопа! — говорила приятельница, по имени, например, Зина.
Муж блондинки младше Зины на три года, что отчасти объясняет подловатое желание Зины выставить на смех тетку-рогоносицу.
В свои сорок Зина на них и выглядит, что, в общем-то, можно назвать поблажкой природы: обычно чернявые, цыганистые женщины кажутся старше своих лет. Красивой я бы ее не назвал. Фигура — тоже, так себе, приземиста и полновата. Одежду она предпочитает демонстративно удобную.
Романтический
Зина — мое новейшее московское обретение. Уезжал я, можно сказать, вчерашним студентом, девушки мне были близки, скорее, фейные — которые о вещном и вещественном, может, и думали, но редко вслух. За десять лет моей заграничной жизни многое изменилось. Например, «девушками» в России стали звать всех, кто не старухи — став синонимом фертильности, это обозначение не указывает ни на предполагаемое целомудрие, ни на семейный статус, тоже гипотетический. Так что, называя сорокалетнюю Зину «материальной девушкой», я против истины не грешу.
За эти десять лет и сам я повзрослел, поняв, например, ценность дорогого белья, удобной кровати и специального ножа к стейку; преимущества сидения в парижском кафе над беготней по луврам; плюсы высказанных желаний и недостатки воплощений молчаливо ожидаемых. И все же материализм, с которым Зина подходит к жизни, не может меня не поражать.
Дело, конечно, не в том многообразии мужчин, которые существуют в ее жизни, как товары в магазинной корзине — бок о бок, каждый по конкретной надобности. И даже не в логистике дело — хотя нельзя не восхититься той ловкости, с которой Зина монтирует одного мужчину с другим в пределах одной единственной жизни.
Все, что Зина делает — это не только правильно, а, вроде, единственно возможно. Не зная мук совести, не умея терзаться сомнениями, она живет свою жизнь вызывающе безальтернативно. «Чтобы было бы, если…», — мой любимый вопрос в ее жизни не только не существует, он даже не подразумевается.
Рассказывая о романтике, в которую угодила во время командировки в один южный город, Зина не трепещет. Даже в описании чувств она деловита, немного резка:
— Он понял, я поняла, мы поняли… Привела к себе в номер…
Вернулась в Москву, сейчас планирует новую встречу. Скорей всего, уже через три недели. Опять приедет в его город, снимет номер в гостинице. На одной из фотографий, которые Зина мне показала, они сняты вместе: он серьезно глядит вдаль, а она на него — тоже строго, без всякой улыбки. Как на производственном собрании.
В каком-то смысле Зина права, конечно: мы как-то живем, как-то действуем, но богатство возможностей — условно, потому что назад не вернешься, а сделанного не воротишь. Что сделано — то сделано.
— Замуж за него пошла бы? — спросил я.
Реплику мою она оставила без ответа.
Зина, в некотором смысле, моногамна: никогда не смешивает супружество со служебным романом, а курортный пересып с романтической страстью. Горошек у нее всегда отдельно от говна, а в супе не плавают мухи. Распределив мужчин по ранжиру, она, как и полагается хорошей хозяйке, никогда не станет хвататься за банку с сахаром, если ей нужен перец, она не перепутает пакетик дрожжей с кульком мускатной крошки — у нее, кстати, и еда всегда отменна. Вкусно, сытно — и тоже очень по делу. В отличие от барышень из моей юности, Зина не будет предлагать гостям кулинарных экспериментов: и потому супы у нее гарантированно наваристы, мясо хорошо прожарено, а блины — только из магазина, потому что «и вкусней, и дешевле».
— Какие мужчины тебе нравятся? — спросил я как-то Зину.
— Всякие, — сказала она.
Ее муж похож на мышонка. Любовник-коллега больше на сантехника смахивает. У «курортного», как я понял, осанисто-седовласый облик. А романтизму выпало иметь вид «ща-как-врежу». Этой мужской каруселью Зина будто компенсирует безвариантность своей судьбы. Если прожить несколько жизней параллельно невозможно, то почему бы не прошить их пунктирами: вот, скажем, нитка белая, это семья; вот бежевая — это служебный романчик; синим назовем отпуского господина; а небесно-голубым будет иногородний мордоворот.
С отцом своего сына Зина разведена. Живут вместе, но выгодней, чтобы он был прописан у своей мамы. Отпускного кавалера, спутника по Багамам, Канарам и Мальдивам, Зина видит исключительно на Багамах, Канарах и Мальдивах — они даже летят по отдельности, а встречаются уже в гостиничном номере или отдельно стоящем бунгало. Любовника на работе она планирует отменить — надоел, навязчив очень.
— Работать мешает, — говорит она, экономист высшей категории.
Романтику вычитать из жизни не собирается. Может, сделает ее более курортной, потеснив немного отпускного друга. Вот съездит в другой город, на мужа дебелой блондинки вдосталь налюбуется, а там, глядишь, и решит, на что годен…
Сейчас поймал себя на мысли, что в рассказах Зины о ее мужчинах, мужские желания отсутствуют напрочь. Она только четко дает понять, что мужчины появились в ее жизни потому, что такова была ее воля.
Возможно, мужчин привлекает в Зине то, что симпатично и мне — она всегда играет по честному. «Fair play» — как я выучил в своей заграничной жизни. Она не создает этого — очень частого в общении с русскими женщинами — чувства, что тебе предлагают ежиху под видом орхидеи, яблоко в обертке из груши, кощееву смерть в утином пуху. Зина не ломает комедию, а веско существует, материализуя свои желания без кокетства, жеманничанья, закатывания глаз и разговоров «о высоком»: вот суп, вот хорошего мяса кусок, хочешь блинов? дуй в магазин, а я пока за рукоделье примусь, где у меня там моток голубых ниток?..
— Знаешь, — сказал я ей как-то в минуту временного помрачения рассудка, — большая квартира, сама по себе, счастью в личной жизни не способствует.
— Ну, конечно, куда лучше жить в однушке с мамой за шкафом, — сказала она, посмотрев на меня так, что морок рассеялся моментально.
Зина умеет отрезвлять. Материальная, что уж там…
ЛУЭЛЛА
…глаза ее чисты, они выглядят не глазами, а гладкой поверхностью и не удивлюсь, если вглядевшись в радужку, не увидишь там обычных в глазах зыбких разводов, расходящихся лучами. Если будет в глазах ее один только чистый цвет, то не будет в том ничего странного.