И пусть наступит утро
Шрифт:
– Похоже, что моряки, занимая оборону, атаковали противника.
– Сами ничего не поймем. Но на всякий случай выдели мне одного командира с радиостанцией, чтобы он мог вызвать огонь, - сказал генерал.
– Я сейчас заеду за ним.
– Поедет Березин, - решил майор.
И через несколько минут Сергей уже мчался в пикапе генерала на передовой пункт. Ему тоже казалось маловероятным, что моряки сбили противника с занимаемой позиции. «В пехоте, - думал Березнн, - иногда выдают желаемое за действительное». Однако факты опрокинули самые смелые предположения: рота морской пехоты без артиллерийской подготовки выбила врага из траншей и углубилась более чем на километр.
Петров остановился вместе с Березиным на передовом пункте и приказал установить связь с моряками. Через сорок минут перед генералом стоял синеглазый.
– Где рота?
– спросил генерал.
– Идет сюда. Завтракать собираемся, - ответил краснофлотец, картинно играя новеньким трофейным автоматом.
– Как это завтракать? А противник?
– переспросил генерал.
– Не волнуйся, папаша, мы малость перекусим и снова его погоним, - весело отозвался моряк.
– Это генерал Петров, - одернул моряка Березин, которому не нравилась развязность синеглазого.
Тот смутился.
– Извините, товарищ генерал, - сказал он, - неузнал.
– Где ваш командир?
– спросил Петров.
– Вызовите его ко мне и передайте мой приказ: немедленно перейти к обороне, отозвать всех назад. Иначе вас перестреляют, как куропаток.
Через час морская пехота заняла свой район.
Сюрприз
Ковда Сергей вошел в блиндаж, там допрашивали пленного.
– Огонь вашей артиллерии ужасен, - говорил плотный черноволосый офицер.
– Это ад... Мне довелось быть под ее огнем несколько часов подряд. Нет сил выдержать такое... Если бы огонь продолжался еще час, я бы сошел с ума... За голову майора Богданова назначена денежная премия, - сообщил он, - пятьдесят тысяч лей.
– Слышишь, Богданов?
– улыбнулся генерал Петров, сидевший на месте телефониста.
Сергей только сейчас заметил, что Петров прижимал к уху телефонную трубку. Генерал не просто занимал место телефониста; он с кем-то держал связь.
Услышав имя Богданова, пленный оживился.
Когда допрос окончился, Богданов и Иващенко, проводив Петрова, пошли к себе.
– Что пишет Любовь Павловна?
– спросил Богданов.
– Спасибо. Хорошего, признаться, мало. Собирается переезжать в Казахстан. Трудно одной с четырьмя... Ну а доченьки растут.
– В голосе Иващенко звучали теплота и нежность.
– Разрешите?
– в землянку заглянул адъютант.
– Чай!
– Вот это дело, - обрадовался Богданов.
– Вприкуску?
– спросил он у комиссара.
– Я тоже. Так вкуснее. Значит, говорите, Яков Данилович, сегодня во втором дивизионе побывали. Что же увидели? Как народ?
– Народ у нас, Николай Васильевич, золотой. Без единого звука переносят все трудности. Герои!
– Да, вы правы, люди у нас золотые, Яков Данилович, и по правде говоря, я порою завидую вам, - сказал Богданов.
– Это почему же?
– Все-таки у вас по сравнению, например, со мной куда больше возможностей бывать с людьми, наблюдать их и изучать, беседовать с ними. Это ведь так обогащает! Нужно очень дорожить этим бесценным даром человеческого общения...
– Прошу прощения, - в землянку вошел Момот.
– Это вы, доктор? Отлично!
– увидев его, произнес майор.
– Я сегодня заходил к вам, но вы были заняты операцией. А я хотел с вами посоветоваться. У нас возникла мысль: не можете ли вы создать у себя при санчасти лазарет, скажем, на десять - двенадцать коек для легкораненых.
– Госпитали разгружаются, - добавил Иващенко, - раненых эвакуируют в тыл. Я сегодня ездил проведать Ерохина, а его отправили на Кавказ...
– Ясно, - подхватил Момот, - это позволило бы нам сохранить кадры. Но...
– Понимаю вас, доктор, - остановил его майор.
– Вы хотите сказать, что наши штаты медицинского персонала не рассчитаны на лазарет, о котором я говорю. Мы уже думали над этим с комиссаром. И пришли к выводу, что особенности обороны города позволяют пойти на это. Ведь, по сути дела, мы вертимся на пятачке. А тылы полка и вовсе находятся на одном месте. Лечение раненых не помешает нашему маневру. А нам, вероятно, придется здесь зимовать.
– Все это верно, - колебался врач, - но раненые часто нуждаются в сложных операциях. В наших условиях и нашими силами мы не сумеем делать их.
– Таких раненых мы будем отправлять в госпиталь, а после операции забирать в лазарет, - сказал комиссар.
– Вот именно, - поддержал его Богданов.
– Поймите, доктор, нам хочется сделать все, зависящее от дас, чтобы люди полка не уходили безвозвратно, а имели возможность как можно скорее вернуться в свой полк. Но, разумеется, рисковать здоровьем и жизнью людей мы не имеем права, да и не хотим. Речь идет только о легкораненых.
– Согласен, - сдался Момот.
– Отлично!
– улыбнулся майор.
– Вот если бы мы могли также просто и быстро решить проблему потерь вообще...
Иващенко молчал. Они уже не один раз обсуждали вдвоем с Богдановым этот вопрос. Но поиски действенных мер, которые помогли бы сократить потери людей, пока не увенчались успехом.
– Чем чаще я над этим думаю, - продолжал Богданов, - тем больше утверждаюсь в мнении, что все сводится к одному и тому же.
– К чему же?
– спросил врач.
– К дисциплине. Да, это не ново. Но только дисциплина способна помочь нам сохранить людей. Максимально снизить потери, А для того чтобы решить эту задачу, нам следует чаще бывать на огневых позициях, в боевых порядках и в подразделениях, контролировать их...
Момот и Иващенко ушли в половине второго, а около двух часов приехал начальник штаба полка капитан Макаров.
– Есть новости, - войдя, доложил 01Н.
Богданов предложил ему сесть на земляное ложе, служившее днем стулом и кроватью ночью, а сам углубился в карту.