И пусть наступит утро
Шрифт:
– Теперь я понимаю, как мы оказались на главном направлении, - произнес комиссар.
– А Булдинку фашисты взяли?
– Взяли, да не удержали. Заставили их снова отдать, - успокоил Богданов.
– Морская пехота выбила. Мы корректировали огонь крейсеров «Красный Кавказ» и «Шаумян». В этом бою моряки на бронепоезде прорвались в тыл к гитлеровцам.
– Вот почему они пути разбирают...
– протянул Иващенко.
– Совершенно верно. Ну, что ж, Яков Данилович, я поеду, пожалуй, на огневые позиции, - поднялся майор.
– А я побуду до вечера на наблюдательных пунктах. Хочу, как стемнеет, на передовые пройти.
А огневики жили уже ставшей обычной фронтовой жизнью: улучшали оборудование орудийных окопов, совершенствовали маскировку. Таиров ходил от одного орудия к другому. «На наблюдательных пунктах лучше, - думал Гаджи, давая указания своим огневикам.
– Там меньше работы. И все же я не поменялся бы с командиром взвода управления. Другое дело, если бы назначили комбатареи...»
У блиндажей к Таирову подошел Пронин.
– Разрешите обратиться?
– козырнул разведчик.
– Слушаю тебя, - десело отозвался Гаджи.
– Я вот до поручению комиссара должен с вашими бойцами беседу провести. Расскажу им, что гитлеровцы на 23 августа парад в Одессе назначили. Ну, значит, какие наши задачи...
– Беседа ?
– очень даже хорошо! Только подожди немного, пока кончим оборудовать позиции, - попросил Таиров, - не собирай пока людей. Не мешай им. Понял?
– Хорошо, я подожду, - ответил Пронин.
– Ты сейчас кто - комсорг?
– Замещаю. Морщаков заболел.
Таиров открыл коробку с папиросами и протянул разведчику:
– Кури, Ваня. Значит, говоришь, парад?
– затянулся папиросным дымом Гаджи.
– Вот сукин сын Гитлер! Парад захотел...
Он бегал между окопами и блиндажами, вникая в каждую мелочь.
– Огневики-львы!
– кричал Гаджи.
– Больше жизни!
Они уже заканчивали маскировку, когда приехал Богданов. Таиров давно не встречался с командиром полка. Бму показалось, что Богданов похудел и еще больше осунулся. Продолговатое лицо командира полка было бледным, глаза ввалились, на висках отчетливо проступала седина.
– Так вы говорите, порядок?
– спросил командир полка у Таирова, глядя, как бойцы обшивали стенки орудийного окопа гибкими прутьями.
– Не совсем еще, - доложил Гаджи, - через час полный порядок будет.
– Доводите, - сказал, улыбаясь, Богданов.
– А как новый командир взвода?
– Был у нас, - подтвердил лейтенант.
– То-есть как это «был»?
– переспросил майор.
– Ранен!
– Ранен?
– Улыбка сбежала с лица Богданова.
– Когда?
– Сегодня, - ответил Таиров.
– Всего неделю пробыл у вас и уже ранен, - огорченным тоном произнес Богданов.
– Плохо. Очень плохо...
– Десять дней, - подтвердил Гаджи.
– Огневое дело знал слабо.
– Он покачал головой.
– А вы, Таиров, его сразу узнали?
– Кого?
– не вонял лейтенант.
– Огневое дело, говорю, вы сразу узнали? Или вас учили этому?
Таиров нахохлился:
– Зачем сразу? Учили, конечно...
– Правильно. Вот и его, новичка, следовало учить...
– Мы учили!
– вспыхнул Гаджи.
– Зачем не учили? Он пришел - пищал, не командовал. Десять дней был - голос как труба стал...
– Это хорошо, - пряча улыбку, сказал майор.
– Командир должен вести себя уверенно, твердо. В этом и голос не последнюю роль, конечно, играет. Но главное для боя, сами понимаете...
– Огневое дело знать!
– подсказал Таиров.
– Вот именно, - в тон лейтенанту отозвался Богданов.
– Поэтому ноовичка и послали к вам в батарею. Разве Березин вам не говорил об этом?
– Зачем не говорил? Говорил, - возразил лейтенант.
– Но учить громким командам - это еще не все, - заметил командир полка.
– Делу следует учить настойчиво, глубоко. Вы занимались с ним лично?
– Обязательно!
– подтвердил лейтенант. Его маленькое скуластое лицо покраснело. Черная полоска усов над верхней губой запрыгала.
– А почему он стал командовать? Потому что стал понимать огневое дело. А сегодня снаряд разорвался там, - Гаджи показал рукой на открытые погребки, в которых лежали по пять-шесть снарядов.
– В этом погребке лежали дополнительные кучки пороха. Порох вспыхнул. Лейтенант побежал, бросил шинель, погасил, но другой снаряд разорвался рядом, осколок ранил... фельдшер ему перевязку сделал, а комиссар на машине отвез в госпиталь.
– Выходит, он предотвратил взрыв?
– Да, - подтвердил Таиров.
– Молодец!
– похвалил майор.
– Надо будет узнать у Момота, - обратился Богданов к своему адъютанту, - в каком он сейчас состоянии.
Командир полка прошел с Таировым все орудийные окопы, зашел в соседние блиндажи, где располагались люди. Везде был порядок.
– Берегите людей, Таиров, - прощаясь сказал Богданов.
– Не рискуйте без необходимости.
– Он крепко пожал руку лейтенанту и уехал.
– Огневики!
– радостно крикнул Гаджи, когда машина скрылась.
– Порядок! Посещение командира полка окончилось благополучно.
– И он обнажил ровные белые зубы в широкой озорной улыбке. Потоп, Словно спохватившись, позвал:
– Пронин! Ваня, ты еще здесь?
– Здесь я, - отозвался разведчик.
– Давай, пожалуйста, проводи беседу, как фашисты парад делать хотят и как мы им свою музыку к этому параду будем готовить.
Будни обороны
Богданов сидел на траве, у вышки и отдыхал.
В этот первый день календарной осени солнце еще светило по-летнему жарко. Сняв фуражку и подставив лицо солнечным лучам, Николай Васильевич наслаждался тишиной, вот уже несколько часов как наступившей на участке Чапаевской дивизии. После того как попытка гитлеровцев прорваться здесь к городу окончилась провалом, они что-то приутихли. «Интересно, надолго ли это затишье», - думал Богданов.