И пусть наступит утро
Шрифт:
– Кто вам сказал?
– усомнился Богданов.
– Почему никто не знает. Хотя...
– Он вспомнил, как генерал Рыжи, загадочно улыбаясь, сказал ему недавно:
– Есть новость, Николай Васильевич, скоро узнаешь...
«Так вот что имел в виду генерал. Да, это большая радость».
– Слышал?
– спросил его в тот же день Петров.
– То-то. А меня есть еще одна новость для тебя лично. В этом десанте и твой третий дивизион идет. Только его уже развернули в полк, пятьдесят третий армейский...
– Живы?
– обрадовался Богданов.
– Живы и здоровы. Скоро сам их увидишь.
Этот десант, удивительный по смелости замысла и выполнения, совсем деморализовал и без того упавший духом личный состав пехотных дивизий 11-й немецкой армии. В конце декабря пленные гитлеровские офицеры в один голос твердили, что, по их мнению, дальнейшие попытки взять Севастополь штурмом не обещают успеха.
Наступал новый, 1942 год.
Артразведка Богданова докладывала, что наблюдается движение автомобилей и другой техники в направлении Симферополя. То же самое доносила и воздушная разведка. Вывод был ясен: противник стремился остановить продвижение нового Крымского фронта.
Новый год сулил богдановцам встречу с третьим дивизионом, как они по привычке продолжали называть новый полк, созданный на основе дивизиона.
«53-й армейский! Звучит, - думал Богданов.
– Тарасов или Ерохин - командир полка; Свитковский, Таиров, конечно, получили повышение. И всех я увижу, всех, за исключением немногих. Не увижу и Березина...»
Богданов не энал, что в новом полку, который возглавил Тарасов, первым дивизионом командует старший лейтенант Березин. Его батарея действительно прикрывала отход частей 51-й армии вместе с батальоном моряков. Они дали бой гитлеровцам на подступах к городу и, уже выйдя из Керчи, на его окраине. А в ночь на 18 ноября переправились на барже через пролив, воспользовавшись густым туманом.
В новогоднем десанте вместе с пехотой высадился и первый Дивизион 53-го артиллерийского полка. Пройдя через поспешно оставленную врагом Керчь, артиллеристы вышли к Джарджаве. Березин узнал то место, где его батарея в промозглый ноябрьский вечер приняла бой с мотопехотой гитлеровцев.
А 18 января уже на подходе к Турецкому валу Березин неожиданно увидел Ерохина. Его полк, 19-й гвардейский минометный, обгонял колонну Березина.
– Ерохин! Видел, промчался?!
– закричал Сергею Таиров, командовавший первой батареей дивизиона.
– Слушай, Серго, вот будет встреча в Севастополе! И Богданова, п Ерохина, и Иващенко - всех увидим...
– Да, здорово будет!
– просиял Сергей при мысли о встрече с товарищами.
Гвардейское Знамя
Богданов все больше надеялся на встречу со своим бывшим третьим дивизионом. Обстановка на Крымском фронте, казалось, благоприятствовала наступлению. В результате поражения под Москвой, Тихвином и Ростовом, а также на Керченском полуострове гитлеровцы перешли к обороне по всему советско-германскому фронту.
Богданов понимал, что после длительной передышки враг обязательно воспользуется отсутствием второго фронта. и снова начнет наступление. И прежде всего, конечно, попытается высвободить завязшую на подступах к Севастополю 11-ю армию.
Предстояли трудные бои, и приморцы готовились к ним вместе с Черноморским флотом. Оборона совершенствовалась с каждым днем. В строй возвращались раненые богдановцы. Вернулся Голядкин: он решил долечиться при части.
– Спасибо, покойный Иващенко подсказал нам хорошую мысль создать свой полковой лазарет, - сказал он, поздоровавшись с товарищами.
Яков Данилович Иващенко! Сколько раз они вспоминали его в эти дни?.. При жизни как-то не говорили вслух о необыкновенной душевной красоте Иващенко, а сейчас об этом говорили все.
Яков Данилович любил музыку. «Ее не хватает людям, даже здесь, на передовой», - часто говорил он Богданову.
Как-то генерал Петров привез патефон.
– Бери, Николай Васильевич, - сказал он, - пригодится. Ведь при затишье дни и особенно вечера кажутся очень длинными.
Богданов особенно часто слушал вальсы Штрауса. Музыка будила дорогие сердцу эпизоды. Николай Васильевич вспоминал, как увидел в первый раз Манечку, их первые встречи и замысловатые соловьиные трели, которые они, затаив дыхание, слушали, гуляя в роще. Тогда-то и выяснилось, что и он и она любят музыку, а главное, любят друг друга.
Мысли о жене будили тоску, хотелось услышать ее голос, увидеть ее и сына, сказать ей много-много еще не сказанных слов...
«Здравствуй, Манечка, - писал он 3 .февраля 1942 года.
– Очень сильно скучаю до тебе и Борису. Единственное утешение - музыка. Вот и слушаю ее в окопе. Добрые люди принесли нам хорошие пластинки. Сейчас я особенно остро чувствую, как не правы мы были по отношению к женам, увлекаясь службой, не позволяя себе пойти лишний раз в театр. Все работа, работа...
Время и расстояние, разделяющие нас, заставляют чаще думать о прошлом, и я счастлив, что есть на свете ты и Боря.
Сейчас я по-настоящему понял, как обогащает человека любовь. А какие чувства открывает в себе человек?! Это действительно красиво, а главное, вечно...
Но мы еще поживем. Дай только вышвырнуть гитлеровских разбойников. Это будет скоро, в этом нет никакого сомнения...»
А чуть ниже приписка:
«Не слышали ли чего о жене Иващенко?»
В феврале Богданов прочел в «Правде» Указ Президиума Верховного Совета о награждении защитников Одессы. Среди награжденных орденом Красного Знамени были фамилии его, Гончара и Березина. Увидев фамилию Березина, Богданов вспомнил Таирова, Гака и других.
В марте полк Богданова наградили орденом Красного Знамени. Это был для богдановцев настоящий праздник.
А в один из ярких солнечных дней начала марта Петров сообщил Богданову еще одну радостную весть.
– Новости, Николай Васильевич!
– гудел в телефонной трубке веселый голос Петрова.
– Спасибо. А добрые?
– Хорошие! Передо мной вот лежит газета Крымско- . го фронта, только что принесли. И кого, ты думаешь, я увидел, как только развернул ее? Твоего лейтенанта, которого мы погибшим считали, Березина. На полстраницы портрет с тремя кубарями и статья о нем. Поздравляю тебя, Николай Васильевич, растут твои командиры.