…И пять бутылок водки
Шрифт:
В уголовной практике всегда возможен некий случай, непредвиденная проверка документов, внезапный обыск, ошибочный арест… Если при этом в карманах задержанного милиция обнаруживает наган или браунинг (два самых распространенных в России вида огнестрельного оружия), блатному уже не отвертеться, не уйти от тюрьмы. Он теряет свободу при всех обстоятельствах. Теряет надолго, и ссылается далеко.
За ножи, конечно, тоже наказывают – но не так уж жестоко… Потому-то уголовники и пользуются ими охотнее всего.
Вскоре блатные уже сидели в укрытии, в потайном притоне; пили, обсуждали случившееся.
– Значит, он устряпал обоих, – задумчиво сказал кто-то, – но за что? По какой причине?
– Черт его знает, – пожал плечами Гитарист. – Наверное, они что-то знали о нем…
– Костя Хмырь, кажется, был с ним давно знаком?
– С детства, вроде бы, – сказал Гитарист. – Старые кореша.
– Ничего себе – кореша! – усмехнулся другой парень.
– А кстати, – прищурился первый, – этот самый Хмырь – он ведь, кажется, и привел Интеллигента на малину?
– Не привел – просто дал адрес, – уточнил Гитарист. – Но это все тоже дело мутное. – И помолчав, добавил угрожающе: – Эх, был бы Костя жив – мы бы его спросили… О многом бы надо было его спросить!
– Теперь что ж о нем… Бог ему судья! И историю эту, видать, уже не понять, не распутать.
– Поч-чему? – возразил Гитарист. – Распутаем. Все распутаем.
– Это каким же образом?
– А вот найдем этого подлеца, разыщем – и все. И лады.
– Так-то оно так, – проговорил его собеседник. – Но вообще-то, взять его будет не просто. Это тертый мужик, бывалый, – по всему видать.
– Помните, – подхватил другой, – помните, как он вскинулся, когда нас увидел – сразу изготовился к стрельбе…
– Эх, обидно. – Гитарист крепко, ладонью, ударил по столу. – Было бы хоть что-нибудь у меня – хоть что-нибудь! А так… Эх! Он с пушкой, а я – голенький. Он нас – да, а мы его – нет… Что ж тут поделаешь? Глупо получилось.
– Куда ж он теперь может податься? – помедлив, спросил один из ребят. – У него есть тут какой-нибудь укрыв?
– Поди – угадай, – отозвался другой. – Он ведь, кажется, местный?
– Да, – кивнул Гитарист. – Полтавский. Коренной.
– Ну, тогда ищи ветра в поле…
– Ничего. Как-нибудь! – сказал, отделяя слова, Гитарист. – Теперь им вся кодла займется. Вся! Специально займется. Теперь-то уж точно.
– Ну, если кодла, – протяжно сказал первый.
– Ну, если вся, – словно эхо, отозвался другой.
Выбравшись из сада, Игорь перемахнул через дощатую изгородь и очутился на соседнем участке. Миновал и его. Выскользнул на улицу: осмотрелся, перевел дух. И метнувшись через дорогу, углубился в путаницу мелких глухих окраинных переулков. Он старался уйти подальше от злополучного места – и не только из-за блатных. С минуты на минуту туда могла нагрянуть милиция, привлеченная громом стрельбы. А ведь она тоже охотилась за ним!
Игорь чувствовал себя окруженным, обложенным со всех сторон – словно загнанный волк. Повсюду у него были одни только враги! Да, нормальная его жизнь кончилась, все привычные связи распались.
Все – кроме одной, единственной… Он вдруг подумал о Наташе. Связь эта, как тоненькая ниточка, была непрочна, ненадежна, едва приметна – но все-таки она существовала, и нельзя было ее обрывать.
Игорь глянул на часы. Озабоченно сдвинул брови. Время близилось уже к четырем. А ровно в пять у него было назначено свидание с Наташей. Она должна была, по уговору, ждать его в кафе, напротив главпочтамта. Это, в сущности, на другом конце города. Путь не близкий – шагать, да шагать! Он вздохнул и заторопился.
Не приведи Бог опоздать, – упустить из рук последнее…
– Что с тобой, Игорек? – спросила Наташа, тревожно, с беспокойством, вглядываясь в лицо Интеллигента.
– Ничего, – пробормотал он, усаживаясь за столик и тяжело дыша после быстрой ходьбы. – А в чем дело?
– Ты ужасно выглядишь.
– Просто – устал, замотался.
– Где ж ты был?
– Так… в одном месте… – Он сделал рукой неопределенный жест.
Наташа сказала, осторожно проведя пальцем по шершавой его, небритой щеке:
– У тебя здесь царапина. И рубашка вся в грязи, и на рукаве – гляди-ка – кровь… Ты, что ли, дрался?
Он не ответил – молча пожал плечами. Осмотрел рукав пиджака. И подумал, что это кровь Брюнета… Вероятно – запачкался, когда отматывал ремешок кистеня. Н-да, вид, конечно, аховый, дикий. И как это все объяснить ей? Да и стоит ли? Есть ли смысл ее пугать? А может, все же – стоит?
– Ах, Игорек, Игорек, – сказала она, – и когда ты угомонишься?
– Дело не во мне, – проговорил он трудным, сдавленным голосом. – Таковы обстоятельства. – При этих словах он шевельнулся – искоса глянул на дверь. – Так уж как-то складывается.
– У тебя почему-то всегда все складывается именно так! И в детстве, – помнишь? – вечно ты задирался, ходил в ссадинах, в синяках.
Они заговорили о детстве. И долго, наперебой, вспоминали различные события и даты, перебирали имена школьных друзей. Размягченный, оттаявший, Игорь проговорил:
– Хорошее все же было время. Беззаботное – вот что главное!
– И мы сами были другие, – негромко сказала Наташа. – Чище были, красивее, счастливее.
– Ну, тебе-то грех жаловаться, – сказал Игорь. – На что ты ропщешь? Молодая, красивая – все при тебе! И нормальная жизнь, и… – Он усмехнулся. – Семейное счастье.
– Ах, какое там семейное счастье, – возразила она. – Если бы ты знал…
– А что такое? – понизил он голос. – Не ладно что-нибудь?
– В общем – да. – Она потупилась, заломила бровь. – Не хочется только рассказывать.
Подошел официант. Наташа заказала кофе с булочкой, Игорь – пива и сто грамм водки.
В ожидании заказа каждый помалкивал – думал свое. Наконец, появились на столе водочка и пивная, запотелая от холода, бутылка. Игорь поднял стакан, сощурился. И опрокинул его в горло – жадно, одним толчком.