И снова утро (сборник)
Шрифт:
Траяну Думбраве не раз доводилось восхищаться мастерством советских артиллеристов, а вот сейчас он впервые увидел за работой танкистов. Менее чем через четверть часа два гитлеровских танка пылали как факелы, а еще два застыли на месте с перебитыми гусеницами. Один танк был выведен из строя Кондруцем; его гранаты тоже перебили гусеницы одному из «тигров». Остальные «тигры» пустились наутек.
Траян Думбрава вспомнил, как они с криками «ура» выскочили из окопов и устремились в брешь, проделанную советскими танками…
Вдруг он услышал, что его зовут.
— Господин курсант, ты что, спишь? Тебя вызывает господин младший лейтенант.
Думбрава отодвинул в сторону плащ-палатку, и дождь начал хлестать его по щекам. Желание вздремнуть сразу пропало.
Шлепая ботинками по грязи, он дошел до землянки, где обосновался командир их взвода. Это было нечто наподобие подвала, накрытого сверху плащ-палаткой. Чтобы ветер не унес ее, края были прижаты камнями и закреплены колышками.
Траян Думбрава вошел внутрь, к командиру.
— Получен приказ из роты. Тебе с группой нужно отправиться в разведку и выяснить, остались ли немцы в селе. Необходимо как можно скорее занять село, чтобы соединиться с советскими войсками, — разъяснил ему задачу командир взвода. — Будь осторожнее!
Сержант Траян Думбрава отдал честь и вышел из землянки.
Снаружи его снова встретили дождь и холодный ветер, который дул теперь с севера. «Может статься, что и снег пойдет!» — подумал Думбрава.
Он отобрал трех солдат, и они отправились. Выйдя за посты охранения, остановились. До села идти не более четырех километров. Если бы Думбрава не видел его днем своими собственными глазами, то усомнился бы, что оно вообще существует. Тьма висела непроницаемой стеной, ни один звук не нарушал тишину. Только дождь лил, однообразный и настойчивый, стараясь промочить человека до костей, заставить его съежиться от холода и сырости.
Слева проходило шоссе. Их батальон оседлал его с обеих сторон, а взвод, в котором служил Траян, находился справа от шоссе, обеспечивая стык со вторым батальоном. Правее второго батальона и несколько западнее в расположение гитлеровцев вклинилась одна из частей советских войск. Прямо перед ними на расстоянии около километра с севера село огибала проселочная дорога. Сержант Траян Думбрава повел своих людей к этой дороге, он считал ее более безопасной, чем шоссе. Думбрава намеревался следовать по дороге, пока они не окажутся на расстоянии самое большее километра от села. Далее он думал, обойдя село, пробираться к нему прямо по полю или по огородам.
Вначале все шло хорошо. Но, когда они собирались сойти с дороги, попали в засаду. Немцы захватили их. Все произошло так быстро и неожиданно, что они не успели даже сделать ни одного выстрела. Впрочем, нападавших было намного больше: на каждого приходилось по три гитлеровца, и те просто подавили их своим числом.
Это обстоятельство до некоторой степени утешило Траяна Думбраву, но все же он был взбешен и подавлен.
«Если бы я не был так изнурен, я бы, конечно, учуял опасность!» — думал он.
Да, это была правда. Все они были так измотаны, что чувство бдительности у них притупилось.
— Как это мы их, гадов, прозевали? — бормотал замыкавший группу капрал Бачиу Григоре.
Кондруц вздохнул несколько раз, потом сказал с упреком в голосе, который у него всегда, даже теперь, казался веселым:
— Погорели, господин сержант!
Траян был убежден, что Кондруц, как и он, вовсе не рад случившемуся, но не мог удержаться и зло сказал:
— Можно подумать, что ты рад, Кондруц! Погоди, ты еще увидишь, что означает плен у немцев. Это в случае, если нас не отправят на тот свет; поговаривают, что именно так они поступают с пленными в последнее время.
— Как тебе в голову могло прийти, господин сержант, что я буду радоваться?! Во мне все кипит от злости и досады, а ты говоришь, я радуюсь.
И Кондруц сплюнул в сторону, как он всегда делал, когда сердился на кого-нибудь.
Потом они замолчали. Только немцы без умолку болтали по-своему, обрадованные, видно, нежданной добычей.
Когда прибыли в село, их заперли в этом складе, где он находится и теперь. В помещении было тепло, и они, промокшие, изнуренные и продрогшие, быстро заснули в тепле. Вытянувшись на сгнившей, прелой соломе, они моментально заснули.
Утром Траян Думбрава проснулся от лучей света и свежего воздуха, ворвавшихся через открытую дверь. Кондруц проснулся, услышав ругательства часового, а остальные — от ударов носком ботинка в бок.
Подъем!
Когда они совсем проснулись, то сообразили, что их ведут на допрос.
Дождь прекратился, и солнце пыталось пробиться сквозь тучи, но пока безуспешно. На улице — ни души. Во дворах тоже. Село казалось вымершим, заброшенным. На главной улице в ожидании выстроились один за другим несколько «тигров» с угрожающе направленными в небо стволами орудий.
Их привели в здание школы, где, по-видимому, расположился штаб. На шоссе напротив школы стояли тяжелые грузовики, во дворе — два мотоцикла с установленными на прицепе ручными пулеметами.
Конвоировавший пленных часовой втолкнул их в небольшое помещение, где ранее, по-видимому, располагалась канцелярия. Какой-то унтер-офицер быстро стучал на пишущей машинке, писарь в звании фельдфебеля на другом конце стола линовал большой лист бумаги. Увидев пленных, писарь отложил в сторону линейку и карандаш и, раскрыв журнал, приготовился писать. В ожидании допроса он вопросительно смотрел на унтер-офицера, который продолжал стучать по клавишам пишущей машинки.
Пленные остались стоять. За исключением Траяна Думбравы, все были охвачены беспокойством и страхом. Сержант же, будто забыв о положении, в которое они попали, с любопытством рассматривал унтер-офицера, точнее, его мохнатые брови, такие белые, каких ему никогда до этого не приходилось видеть.
— Эй, парни, как это случилось? — спросил унтер-офицер по-румынски, не глядя на них. В его голосе слышалась явная ирония.
Пленные посмотрели на Траяна Думбраву. Ведь он их командир, а если кто и должен отвечать на этот вопрос, как и на другие, которые последуют, так это только он, Траян Думбрава.