И снова утро (сборник)
Шрифт:
«Уж скорее бы конец!» — подумал он и закрыл глаза.
Когда он вновь открыл их, смерть наконец настигла Кэтэлиноя Ликсандру. Осколок мины, как нож гильотины, срезал ему голову. Несколько мгновений сотни охваченных ужасом людей еще видели, как лишенное головы тело по инерции продолжает идти вперед. Шаг… другой… третий… Потом рухнуло на землю, чтобы никогда больше не подняться.
Так же неожиданно, как и начался, огонь резко прекратился. Тяжелая тишина накрыла весь участок фронта. В окопах солдаты крестились и плакали, как дети.
Только лейтенант Эрнст Сэвеску продолжал выкрикивать проклятия…
— На этот вопрос ты смог бы мне ответить, Кондруцу это не по разуму.
Будто очнувшись от кошмарного сна, Думбрава абсолютно не понимал, ответа на какой вопрос требует от него лейтенант.
— Повторите, пожалуйста, вопрос.
— Ты не слышал, о чем я спрашивал Кондруца?
— Нет, не слышал.
«Я вспоминал о том, как погиб бедняга Кэтэлиной Ликсандру, — подумал он. — Ты помнишь, господин лейтенант, об этом больном водянкой солдате? Если бы ты послал его обратно в полк, его судьба и конец не были бы такими страшными». Но Думбрава не мог сейчас высказать все это лейтенанту: он находился в руках Сэвеску, и было опасно дразнить его.
— Значит, так! Ты не слышал! Тогда повторяю вопрос: скажи мне, кто ваши соседи справа и слева. Я имею в виду, конечно, не ваш взвод, а батальон.
— Не знаю.
Думбрава знал, но не намерен был говорить.
— Ах, не знаешь!
Нетрудно было понять, что лейтенанта не так-то легко провести.
— Думаю, — продолжал лейтенант после минутного размышления, глядя в пустоту, — что остальные нам не нужны. Но тебе придется остаться. Господин унтер-офицер, пусть их уведут отсюда.
Унтер-офицер передал указание часовому, который ожидал у входа.
Остальных троих увели, и Траян Думбрава остался один перед ведущими допрос. Сердце у него защемило. Присутствие Кондруца, капрала Бачиу и солдата Нягу до какой-то степени спасало его от подлости лейтенанта. Рядом с ними ему было бы легче держаться твердо. Уважение и любовь людей, вместе с которыми он не раз смотрел смерти в лицо, придавали ему смелости и помогали выстоять перед лицом того, кого они одинаково ненавидели и презирали.
Думбрава распрямил плечи, будто сбросил с себя какую-то тяжесть, и выдержал взгляд лейтенанта. Тот встал со своего места и начал прохаживаться по комнате от стола до двери и обратно. Проходя мимо Думбравы, он каждый раз исподлобья бросал на него злой и в то же время безразличный взгляд, а рот его кривился в презрительной усмешке.
Унтер-офицер перестал стучать на машинке. Фельдфебель тоже сидел неподвижно. Во взглядах, которыми они провожали лейтенанта, можно было прочесть презрение.
Но лейтенант, по-видимому, не осознавал, что и эти двое немцев презирают его.
— Послушай, Думбрава! Я хочу сделать тебе одно предложение. Знаешь, ваш полк нам немножко мешает. Я говорю с тобой откровенно, ничего от тебя не таю. Мы можем контратаковать и отбросить его подальше. При нынешней его численности для нас это не составит большого труда. Но по некоторым соображениям, которые для тебя не имеют большого значения, мы не хотим этого делать. Для нас желательно, чтобы ваш полк отошел сам, без единого выстрела с нашей стороны. Ты меня слушаешь?
— Да, и пытаюсь понять, как вы думаете добиться этого. С тех пор, как вы перешли на сторону врага, вы не однажды убедились, что наш полк не имеет привычки отступать.
— Ну, ладно. Вот поэтому ты и нужен нам.
— Господин лейтенант…
— Сначала выслушай, что я хочу тебе предложить, а потом скажешь, согласен ты или нет. Еще когда я был твоим командиром взвода, я убедился, что ты очень хороший… картограф. Командир батальона не раз хвалил меня за составленные тобой схемы. Они были очень правильными. Так вот, унтер-офицер даст тебе все необходимое, и ты нарисуешь нам как можно более точную схему расположения вашей роты. Я ведь требую от тебя немногого, не так ли?
— Во-первых, не вижу, как моя схема может заставить наш полк отступить…
— Это тебя не касается. А во-вторых?
— Во-вторых, как вы можете подумать, что я могу стать предателем? Ведь вы знаете меня не один день.
Лейтенант Эрнст Сэвеску снова усмехнулся.
— Как я могу подумать? Очень просто. Я тоже не со вчерашнего дня знаю, что ты достаточно умен, чтобы понять: если будешь упорствовать и не примешь моего предложения, тебя расстреляют!
— И все же я отказываюсь!
— Отказываешься?
Серые глаза лейтенанта зло сверкнули. Потом он подошел к окну и взглянул в него. Снова пошел дождь. Крупные частые капли били в стекло.
— Ты с какого года призван? — снова заговорил лейтенант.
— С тысяча девятьсот сорок первого.
— Значит, тебе двадцать четыре года… Не жаль тебе умирать в таком возрасте?
— С тех пор как я на фронте, я столько раз видел смерть рядом с собой, что свыкся с ней. Мне даже кажется удивительным, что я уцелел до сих пор.
— Кто знает! Может, тебе не пришлось бы больше удивляться, если бы ты не попал в плен.
— Предположим… Впрочем, многих из тех, с кем я вместе отправился на фронт, уже нет в живых. Одни погибли, другие остались калеками, третьи попали в плен.
— В числе последних значишься и ты. Неужели ты не понимаешь, как тебе повезло?
— Не нужно мне такое везение!..
— Ты ненормальный, и в этом я уже имел случай убедиться. В последний раз я пытаюсь привести тебя в чувство. Ведь, оказав нам услугу, ты не только спасешь свою жизнь, но и добьешься привилегий во время плена.