И снова утро (сборник)
Шрифт:
«Ни при каких обстоятельствах не забывай вести себя как настоящий немец», — говорила ему мать.
Нет, этого он никогда не забывал. Не забыл и тогда, когда был на фронте. Он вел себя как «настоящий немец», когда грозил пистолетом и обрушивал удары хлыста на тех солдат своего взвода, которые не хотели умирать во имя победы Гитлера.
Он вел себя не только как «настоящий немец», но и как верный сторонник Гитлера, продолжая верить после Сталинграда и других громких поражений в конечную победу Гитлера. Он продолжал верить в нее, когда со своим взводом занимал укрепленную позицию на фронте в Молдавии. Эта вера рухнула лишь тогда, когда русские прорвали фронт и гитлеровцев охватило
Убегая от наступающих советских войск, он намеревался не останавливаться до самой Германии. В дальнейшем, однако, как настоящий гитлеровец, он снова предложил им свои услуги.
Так оказалось, что лейтенант Эрнст Сэвеску стал допрашивать румынских пленных.
Траян Думбрава, считая, что лейтенант Эрнст Сэвеску играет очень важную роль, не мог найти ответа на мучивший его вопрос и потому в конце концов решил не думать больше о лейтенанте.
«В конечном счете, какой теперь в этом смысл? Все равно через несколько часов меня расстреляют».
Отделавшись от мыслей о лейтенанте Сэвеску, Думбрава вдруг почувствовал, что проголодался. Впрочем, прошло уже около суток с тех пор, как у него не было и крошки во рту.
…И только теперь, почувствовав, что голод переворачивает все его внутренности, Думбрава стал сомневаться, что его расстреляют до рассвета. Возможно, немцы решили сломить его голодом. Но это им не удастся. Не удастся, даже если подвергнут его самым жестоким мукам.
Все же ему страшно хотелось есть. Иногда ему случалось не есть по трое суток, и все же он никогда не испытывал такого мучительного голода.
Разозлившись, он подошел к двери и начал колотить в нее кулаками.
— Эй вы там, не думаете дать и мне что-нибудь поесть?
Он колотил так сильно, что у него заболели кулаки.
Никто ему не ответил. Больше того, он даже не услышал шагов часового! Вместе с темнотой на село опустилась какая-то необычная тишина. Стихли и автоматные очереди.
— Эй, не слышишь? Часовой! Подойди сюда, мне нужно тебе что-то сказать! — И на этот раз он сопровождал свои слова ударами в дверь.
Однако любопытное дело! Даже теперь ему никто не ответил, снаружи не донеслось никакого шума. Как же понимать эту неестественную тишину? Предположить, что часовой затаился, ему доставляет удовольствие не отвечать, чтобы таким образом поиздеваться над ним?
Он отошел на несколько шагов назад, разбежался и ударил дверь плечом. Дверь не поддалась, но сильно зашаталась. Он прислушался. И на этот раз снаружи до него не донеслось никаких звуков. Охваченный безумной надеждой, он зажег спичку и при ее свете осмотрел запор. Запор был не очень прочным. Зажигая одну за другой спички, он начал шарить по складу в поисках чего-нибудь такого, чем можно было сбить запор. Наконец он нашел кусок согнутого обода. После нескольких ударов запор поддался, дверь с протяжным скрипом отворилась. Прежде чем переступить порог, Думбрава осторожно, прижавшись спиной к стене, толкнул дверь, ожидая, что будет дальше. Но ничего не случилось. Дверь ударилась о стену и замерла. Только после этого Траян Думбрава осмелился переступить порог склада. Пот лил с него градом, надежды и сомнения попеременно завладевали им. Первое, что он заметил снаружи, был труп часового. Траян Думбрава нагнулся, чтобы получше рассмотреть его. Гитлеровец лежал лицом вниз, раскинув руки и ноги в стороны. По всей видимости, он был зарезан.
Убийство часового объясняло и смысл слышанных им ранее автоматных очередей. По-видимому, с наступлением темноты село атаковали словацкие партизаны, а когда их обнаружили, они были
Часового, возможно, убил партизан, который садами пробирался к центру села. Предположение не было лишено оснований, так как склад находился в глубине сада.
Возле убитого в грязи валялся автомат. Траян Думбрава поднял его, обтер платком и, прихватив у убитого гитлеровца два запасных диска, стал быстро уходить от места своего заключения.
Фронт гитлеровцев проходил вдоль реки, по ее правому и левому берегам. Река огибала село сначала с севера, потом с востока, и таким образом село было защищено с двух сторон этим естественным препятствием. Пока оно находилось в руках гитлеровцев, поэтому для Траяна Думбравы самым трудным на пути к своим было не выйти из села, а перебраться через реку. Можно было попытаться или обогнуть село с юга, или проскочить по садам вдоль реки.
Первый вариант таил в себе много опасностей. Чтобы добраться до южной окраины села, ему пришлось бы пересечь все улицы, а особенно центральные, где в домах наверняка расположились немцы. Второй путь показался ему менее опасным.
И вот, пробираясь по садам, он вдруг увидел освещенное окно. Несколько секунд он остолбенело смотрел на окно, как на невесть какое чудо. После стольких лет войны он увидел наконец освещенное, не замаскированное окно. В мозгу вихрем пронеслись воспоминания о тех ночах, когда они, изнуренные, нагруженные, как вьючные верблюды, оружием и боеприпасами, тащились по улицам какого-нибудь только что занятого ими села. На них смотрели десятки и сотни темных и потому одинаковых окон. Одинаковыми казались и дома, во дворах которых из-за нашествия солдат собаки не осмеливались даже лаять.
И вот теперь, впервые за многие годы, он видит освещенное, не закрытое светомаскировкой окно. Как красиво и сильно может светить обыкновенная керосиновая лампа! Будто свет — странное и нематериальное существо — явился взглянуть на окружающую черную бездну.
Пренебрегая элементарной осторожностью, Траян Думбрава, как завороженный, приблизился к окну и заглянул внутрь. В тот же миг все чары рассеялись, уступив место сначала испугу, а потом странному чувству, в котором перемешались ненависть и злорадство.
Через освещенное окно он увидел лейтенанта Эрнста Сэвеску, стоящего у печки и задумчиво глядящего на пламя. Траян Думбрава инстинктивно потянул руку за автоматом. Как легко он мог избавить мир от этого зверя! Направить автомат, нажать на спусковой крючок, дать короткую очередь — и все!
Но тут же его пронизала другая мысль. Задуманное им было на грани возможного, но все же, когда Траян Думбрава повернулся спиной к окну, решение уже было принято. Он обошел дом — окно выходило в сад — и, притулившись у ствола дерева, стал изучать вход. Фасад дома имел два окна: одно справа, другое слева от входа. В середине — двустворчатая незапертая дверь, которая вела в своего рода сени. В глубине их вертикальная полоска света падала из-за неплотно прикрытой двери. Траяну Думбраве достаточно было бросить один взгляд, чтобы убедиться, что для выполнения его плана условия благоприятны. Было ясно, что через приоткрытую дверь можно попасть в комнату, в которой находится лейтенант. Для этого надо преодолеть каких-нибудь двадцать шагов. Прежде чем решиться, он еще раз осмотрел выходившие на эту сторону два окна, за которыми царила темнота. Это могло означать или что, кроме лейтенанта, в доме никто не живет, а это было вполне вероятно, или что остальные обитатели спят мертвецким сном. И в первом и во втором случае всякие неожиданности должны быть исключены.