И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
А потом, уже в 2010 году сократили выдачу сигарет до пачки на 3 дня. Тяни, как хочешь. Мне было чуть легче, потому что я часто получал втихаря дополнительные пачки. Но не каждый день же это было! А другим их неоткуда было взять. Да и не стал бы раздатчик сигарет с каждым связываться.
И был на 11-ом отделении больной бурят по имени Бато. Ходил он на швейку, следовательно имел дополнительные сигареты, которые сам не скуривал. И так сложилось, что я его иногда угощал просто так понемногу шоколадными конфетами (много угощать не мог, потому что много заказывать нельзя: всего 1 килограмм на месяц), потому что этому Бато самому нельзя было выписывать сладкое. Может, диабет у него был? А по одной-две конфетки иногда
– Павлов-дурак! Перестройка началась в 1985 году. Все это знают.
А я возражаю:
– Нет, не все!
– Ну, ты дурак! Повторяю тебе, перестройка началась в 1985 году.
Естественно, что мне было неприятно слышать оскорбления от этой жирной свиньи неблагодарной. И чтоб он заткнулся, я пригрозил ему готовностью своей поспорить с ним на пачку сигарет, что он не прав, а прав я. Я думал, что Бато испугается моей настойчивости. Но он, упрямый баран, с радостью согласился на спор. Я-то предполагал, что никому из нас не удастся выиграть, потому что мы не смогли бы представить друг другу никаких доказательств своей правоты. Так мы, вроде казалось, и разошлись. А спустя какое-то время, когда мы с Бато вместе оказались случайно перед молодым врачом, он спросил врача:
– А в каком году началась перестройка? Вы не помните, Владимир Геннадьевич?
– В 1985-ом, - ответил В. Г.
– Понял, Павлов? Ты проиграл. С тебя пачка.
Понимая, что молодой врач сам не помнит, как происходило всё на самом деле, а знает историю из учебника, и то, плохо, я сказал буряту, у которого при улыбке вообще глаз не было видно, что слова молодого врача для меня не доказательство.
– И вообще, вы оба путаете приход в 1985-ом году Горбачёва к власти с объявлением им в 1987-ом году перестройки, - было моим ответом обоим.
Бато объявил меня пидарасом, раз я не держу слова и не отдаю ему пачку сигарет за проигрыш ему в споре. Это самое обидное среди уголовников обзывание, за которое принято в их среде сразу отвечать битьём морды или молчаливо соглашаться с этим обзыванием-обвинением. Но я не дал ему в морду, потому что я не уголовник, и не живу по уголовным понятиям, да и не хотел я попадать на неминуемые уколы за драку! Поэтому я ему ответил:
– Сам ты пидор!
Бато тоже меня не ударил. Но после этого случая он стал всем рассказывать, что я пидарас, раз я не держу слова. Я пожаловался врачу Владимиру Геннадьевичу, но тот развёл демагогию и не наказывал Бато. Ни после первого моего обращения, ни после второго. А после третьей моей жалобы, этот врач сделал укол на пидору Бато, а мне! И я 3 дня был в отключке. Типа, чтобы я успокоился, был сделан мне этот укол.
А потом однажды, когда я мыл коридор во время тихого часа, из палаты, где обитал Бато, хором раздаётся: "Император - пидор!", как раз в тот момент, когда я мыл пол возле его палаты. Он настраивал против меня дураков и психов. Я пошёл к Владимиру Геннадьевичу и снова пожаловался ему, на что врач снова развёл демагогию:
– А с чего ты взял, что это про тебя? Может быть, они имели в виду другого императора.
А ведь многие на отделении меня знали как императора. Так и называли меня между собой и в разговоре со мной.
Однажды в туалете, в котором и курили, сидел Бато с сигаретой. Я захожу в туалет и слышу:
– Император - пидор!
Я очень быстро соображаю, что мой ответ ему тем же оскорблением не произведёт на толстокожего борова Бато никакого эффекта, и поэтому я, стоя у унитаза, быстро сообразил сказать следующее:
– Все буряты - пидорасы!
Бато, как только услышал такое, вскочил с места, бросил сигарету и в коридоре закричал, бежа к врачу (на бегу кричал):
– Павлов оскорбил моё национальное чувство! Павлов оскорбил моё национальное чувство!
– и скрылся в кабинете врача.
А мне ничего не было! Меня Владимир Геннадьевич даже не вызывал. Фамилия у этого Бато - Балданов. Знай, бурятский народ, своего героя!..
После моего переезда в 2011 году в Дружносельскую психиатрическую больницу в ней я опять стал получать по пачке сигарет в день. А потом полпачки. А когда оказался на 12-ом отделении, то всего 5 сигарет в день! Но слава Богу, теперь снова по пачке. И продолжаю писать Книгу на 8-ом отделении в ожидании интерната.
А когда я был на первом отделении Дружносельской психбольницы, то однажды в курилке я рассказал сидевшему рядом со мной Владу Хейлику свой сон, и он посоветовал мне их записывать, чтобы он их читал сам. Я стал записывать сны в тетрадь, а в выделенные часы работы на компьютерах я их набирал на купленном мной на этом отделении нетбуке (скопились деньги на покупку). Такова история появления моего произведения "S"UR СНЫ".
Запоздалое постановление
В июле 2014 году из газеты узнаю новость, что Правительством Российской Федерации принято Постановление о предоставлении грантов (существенной материальной поддержки) студентам, решившим обучаться в иностранных вузах. Эх! Было бы такое постановление раньше, не пришлось бы мне продавать свою комнату, не оказался бы я на постое у пидораса, не грохнул бы его, не попал бы в дурдом, а был бы успешным человеком сегодня! И, наверное, смог бы помочь выжить своей Маме.
Облом отпуска в августе 2014 года
После моего знакомства с заведующей 8 отделением Анной Ивановной она сразу мне сказала, что отпустит меня в так называемый реабилитационный отпуск, если за мной заедут тётя Надина или уже выросшая (21 год) моя племянница Ульяна, для отдыха-прогулок в Петербурге на 7 дней (больше не положено), а если понадобится ещё, то и ещё отпустит, когда мне будет нужно, и когда за мной смогут заехать мои родственники (одного отпускать не положено). Этот разговор с Анной Ивановной был в марте. Я передал его содержание своей тёте. Тётя Надина весной ко мне выбираться не планировала, и пообещала заехать за мной в начале августа. Я сообщил Ульяне, что меня в начале августе должна забрать тётя, и я буду гостить у неё, на что Ульяна убедила меня ехать к ней. Она живёт вместе со своим женихом в отдельной двухкомнатной квартире и готова меня не только принять, но и помочь мне купить (сделать правильный выбор) нового ноутбука, обучить многому, чего я не умею пока делать на компьютере. В общем, однозначно, мне надо ехать именно к ней. Раньше августа я к ней ехать не хотел, так как желал в августе навестить тётю Надину на Набережной. Уля пообещала заехать за мной 1 августа. Анна Ивановна дала своё согласие на мой отпуск. В ожидании отпуска я не скучал в дурдоме, а занимался своей Книгой.
Накануне, то есть 31 июля, во время тихого часа, когда я сидел за компьютером, ко мне в палату заходит Анна Ивановна и говорит:
– Хочу Вас огорчить. Я была у начмеда (прим.: это заместитель главного врача дурдома) насчёт Вашего отпуска. Он почитал Ваше дело, заявил, что ему всё ясно, то есть что у Вас настоящая 105-ая статья (прим.: то есть убийство). Вы социально опасны. Но Вы знаете, что я так не считаю. И он поэтому не может Вас отпустить в отпуск.
– А какое моё дело он читал? Медицинское?
– спросил я.