И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Твой муж здесь не при чем, — вдруг послышалось за ее спиной.
— Что?
Мирослава дышала глубже и чаще.
— Да кто ты такая? Что ты делала в больнице? Откуда ты?
— Я не могла не прийти... когда узнала о случившемся…
— Все ложь… Будь осторожна и впредь обходи меня стороной, — Мира уже собралась уйти, как вдруг одно воспоминание пролетело перед глазами, и она почти вскрикнула. — Ты! Я вспомнила тебя! Тогда… на раскопках!
— Каких раскопках? — Марина помотала головой.
— Ты искала собаку в Старой Ладоге! Я вспомнила тебя!
— У меня нет собаки…
—
— Ты правда ошибаешься.
— Конечно… Поэтому ты всюду ходишь за мной… знаешь о моем муже, моей книге… Да даже о чертовом дирхаме, что принесла тогда в палату… Кто ты такая? Почему?
Голова Мирославы закружилась. Прежняя внутренняя пустота теперь заполнялась гневом, злостью, отчаянием. Непонимание вызывало страх. Она погрозила Марине указательным пальцем, так и не получив ответов. Мирослава чувствовала себя сумасшедшей. Нет. Она чувствовала, что уже была близка к тому, чтобы сойти с ума.
— Я это так просто не оставлю… Не хочешь отвечать? Тогда я узнаю сама. И если увижу тебя еще раз, то сделаю это уже через полицию.
— Твоих родителей звали Анна и Дуглас.
— Что?.. — Мирослава разразилась защитным смехом.
— Мне просто показалось, ты бы хотела это знать, — сказала Марина таким невинным голосом, будто сделала всего лишь комплимент.
Собираясь с ответом, Мирослава зависла на пару секунд, но так и не смогла найти, что сказать. Она была удивлена, напугана, потеряна. Писательница хлопнула дверью изо всех сил: с потолка посыпалась известка и закружилась в воздухе в свете теплой лампочки. Мирослава бежала по лестничному пролету и укутывалась шарфом, чтобы прохожие не видели ее размазанной туши. После сеанса с Мариной ей вдруг стало удивительно ясно одно: она всегда была лишена любви. Родная мать оставила ее на пороге. Вторая мать отдала нянечке. Сама нянечка уехала не попрощавшись. Александр не желал к ней прикасаться ни в какие другие дни, кроме среды и субботы, но и тогда находились причины этого не делать. Даже ребенок побрезговал ею и не остался в ее чреве.
— Знаменателем всегда была я… — шептала Мирослава себе под нос по пути домой. — Это всегда была я. Но почему? И что со мной не так?
Мирослава остановилась у одной из витрин на Невском и взглянула на себя. Дождавшись, когда прохожих будет меньше, она подошла вплотную к стеклу, опустила шарф и открыла красный веснушчатый нос.
— Что с тобой не так, Мирослава? Почему тебя никто не хочет любить? Что с тобой не так, а?
Что-то перевернулось внутри нее, и она побежала обратно в коммунальную квартиру к Марине. Офисный работник, находившийся по ту сторону стекла, подавился кофе.
Кто бы ни была эта девушка, она что-то знает о ее родителях. Она знает о ее книге, до которой более никому нет дела. Она волновалась о ней в палате после выкидыша, который, по мнению Александра, был во благо. Но гадалки и след простыл. Комната оказалась заперта, а номер более недоступен.
— Может, Саша, прав. Я и вправду обуза и ребенок, что не смог вырасти, — Мирослава села на пол лестничной клетки и залезла в свой телефон, чтобы открыть заметки. — Анна. Дуглас.
***
Когда Мирослава вышла
— Просто совпадение… Еще не хватало поверить, что эти картишки и правда работают, — грустно улыбнулась и покачала головой Марина, тут же бросила все карты в печку и помешала угли старой кочергой. — Пожалуйста, исправь все, что ты наделала, Мирослава… Я верю в тебя. Ты — не моя мать.
В дверь постучали, и в ответ сердце Марины заколотилось еще громче. Она прижалась к кривой побеленной стене с толстым ржавым прутом в руке.
Глава 10. Ирландский паспорт
8 апреля 2020
— Я знаю, что ты там! Открывай!
Стук повторился в ближайшем к двери оконце, и Марина узнала следователя, пытавшегося заглянуть внутрь через пыльное стекло. Он заметил ее.
— Открывай, Марина! Или мне стоять здесь выжидать тебя, пока ты не начнешь умирать там от голода?!
Марк вернулся к двери и постучал еще раз. От такой силы, с которой он барабанил по двери, ему было больно кулаки, но злость была сильнее боли. Марина осмотрела единственную комнату в избе — бежать было некуда. Ей оставалось так мало, чтобы покинуть ненавистную страну навсегда, и оттого было еще обиднее быть пойманной. На почту уже пришел электронный билет на самолет, главное дело было сделано, а сумка упакована. Марина тяжело вздохнула, собралась с мыслями, вновь осмотрела помещение (не осталось ли еще чего, чтобы сжечь и замести следы?) и отворила дверь.
— Привет, Марк... — прошептала она грустно и запустила его внутрь.
Его красные от холода щеки загорелись еще сильнее. Он снял шапку и зашел в избу не разувшись. Там было едва теплее, чем на улице. Видимо, Марина только-только затопила печку. Она сама стояла в зимнем пальто. Гнетущую обстановку спасали расставленные повсюду домашние цветы в горшках. Их было настолько много, что Марк не мог не осмотреться. Это так напоминало комнату в коммунальной квартире, но с одной только разницей: цветы в избе были еще живые.
— Ну и что ты здесь делаешь?! — закричал он на нее.
— Что это значит? — Марина попятилась. — Почему я не могу быть здесь?
— В Старой Ладоге?! — на каждый ее шаг назад он делал два вперед.
Марк посмотрел на кочергу, которую она держала в руке, с криком выдернул ее и бросил на пол, поцарапав ей кожу.
— Я не понимаю тебя... — Марина уперлась в стол позади себя, ее миндалевидные глаза стали круглыми.
— Кто ты такая?! Где пропавшая?! Захотела сбежать? Могла бы потрудиться хотя бы сменить номер телефона! Или думаешь, что если блокируешь следователя, с которым спишь, то тебя нельзя пробить по геолокации?!