И тысячу лет спустя. Трэлл

Максимова Ксения

Райан долго молчал, ходил кругами по темной комнате, а затем кивнул несколько раз, чего Мирослава не видела.

— Линн... — твердо повторила Мирослава и уверенно зашагала вперед в его сторону.

От неожиданности (или же по привычке?) Райан схватил ее за шею, сдавил сильнее и повернул к себе спиной, подставив лезвие к горлу.

— Чего ты боишься, Райан? Что за тобой придут? Тебе нечего бояться. Ты умрешь не так... — Мирослава шептала, пытаясь его усмирить. — А знаешь, обычно в книгах именно в такие моменты случается близость между героями. Будь я сейчас за своей привычной работой, я бы воспользовалась этим моментом... Написала бы о том, что он коснулся ее груди... а она застонала... и его мужское естество поднялось и

уперлось в нее сзади... Но сейчас я стою здесь и понимаю, какую очередную ложь я бы создала… и мне страшно. Мне противно. Я напугана. Я голодна. Я больна. Я хочу домой... Я хочу проснуться... Но как это сделать, Райан? Еще и ты… ты совсем не тот, нет тот, которого я любила все эти годы. Откуда в тебе столько мягкотелости и желания подчиняться?

Она подавилась слюной из-за передавленного горла. Райан ослабил руку, а затем и вовсе отпустил ее. Ему не было жаль Мирославу, скорее он испытывал любопытство и был заинтригован.

— Хорошо. Линн, — бросил он низким голосом с ирландским акцентом и вышел из кладовой, намекая Мирославе пойти за ним.

Новости о Маккенне подарили ему смысл. Он впервые хотел жить, и потому он бы лучше прожил один день с огнем и мечтой в сердце, нежели опустошенным до старости.

Райан отвел ее в конюшню, легко проскользнув через стражника у крепостных ворот. Он знал единственный обходной путь, который был построен Рёриком и Синеусом на случай побега, если крепость будет окружена врагами. Райан узнал о существовании обхода по счастливой случайности: Синеус, напившись эля, проговорился. Остальных Рёрик посвящать в эту тайну не хотел: проход был слишком узким, и в случае паники и давки никто так и не смог бы выбраться.

Они зашли внутрь. Лунный свет проникал между некачественными бревнами, из которых была сколочена конюшня, больше похожая на небольшую и косую сарайку. Мирослава несколько раз шепотом позвала Линн. Тишина. Райан стоял рядом с выходом из конюшни на случай, если придется прятаться или бежать. Внезапно он услышал сдавленный крик Мирославы и тут же бросился к ней, чтобы закрыть ей рот. За кучей рабочих инструментов, в самом углу, на веревке болталась Линн. Возможно, она смогла снять ее со своих рук, чтобы потом на ней же и повеситься. Мирослава кусала ладонь Райана, чтобы не кричать. Закрыв рот, он прижал ее к себе, а второй свободной рукой зажал ей нос, чтобы она перестала дышать и замолчала. Тело Линн медленно поворачивалось вокруг своей оси. Бревно, к которому была привязана веревка, поскрипывало от тяжести тела. Ее голова была перекошена, шея сломалась, темные грязные волосы свисали, закрывая половину лица, которое застыло в ужасе. Босые ноги, ставшие черными после обморожения, уже совсем не выглядели человеческими.

Райан повалил Мирославу на сено и сел на нее сверху, продолжая закрывать рот. Он умолял ее молчать. Риск оказаться найденными был слишком велик, и он того не стоил. У Миры случилась истерика. Она била Райана кулаками, ударяя его то в грудь, то в бедра, которыми он сжимал ее по бокам. Отчего ей было больнее? От того, что Линн умерла? Или от того, что она так мало ей всего рассказала? От того, что больше Мире не с кем поговорить? Или от того, что вместе с Линн умерла и ее надежда на спасение и возвращение домой?

— Все-все… отпусти… — простонала она ему в ладонь, показывая, что взяла себя в руки.

— Я знаю. Я знаю, как тебе страшно. Мне было также страшно, когда я был ребенком, — Райан шептал Мирославе, приблизившись губами к ее ухо. — Твои глаза выдают тебя. Выдают в тебе христианскую душу. Я не знаю, кто ты, но я знаю, что ты — не они. Ты та, для кого не чужды человеческие страдания. Но для кого чужды вся эта грязь и весь этот грех. Я знаю, Марна. Я знаю… Я с тобой. И Господь с тобой.

Мирослава поняла лишь половину, но поняла нечто более важное, чем сами слова. Она положила свои руки на его грудь, чтобы слегка оттолкнуть его и посмотреть Райану в глаза.

—

Мне страшно, Райан… — прошептала она. — Пожалуйста, оставайся на моей стороне. Не покидай меня. Не покидай меня, и я помогу тебе стать сильным, чтобы, наконец, стать свободным. Чтобы защищать себя. И меня.

На странный шум и вошканье к конюшне тут же подбежала Катарина. Потерявшая Мирославу из виду, бедная рабыня с полчаса рыскала по всей крепости с младенцем на руках. Легким толчком она открыла хлипкую дверь, и лунный свет позволил ей разглядеть очертания Райана, который сидел верхом на чужестранке, и ее руки, упирающиеся ему в грудь.

— Нет, Катарина, нет, — Райан соскочил с Мирославы, чтобы все объяснить: он знал о неумении Катарины следить за языком.

Мирослава сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и не выдать свой страх Катарине, но было слышно, как ее голос дрожал и как долго она плакала. Это был поворотный момент для Катарины, которая до этого стояла в дверях и принимала решение. Рабыня побежала в крепость с младенцем на руках настолько быстро, насколько только могла. Райан бросился за ней. Не сводя глаз с мертвой Линн, Мирослава быстро встала с земли. Справлялась со своим страхом (она впервые видела труп, и уж точно впервые к нему прикасалась), Мирослава закинула в себя еще два кусочка снадобья и попыталась снять Линн с веревки.

— Ты насиловал ее! — бросила Катарина не оборачиваясь.

До входа в крепость оставалось около двадцати шагов.

— Линн мертва! — оправдался Райан, догоняя ее. — Нет, Катарина! Пожалуйста, умоляю, не делай этого… Я должен тебе что-то рассказать!

Пять шагов.

Катарина звала на помощь, будто не слышала Райана и не хотела слышать человека, с которым жила бок о бок не один год. Райан умолял ее остановиться. На деле Катарина бежала в крепость, чтобы в очередной раз выслужиться перед Синеусом. В очередной раз завладеть его вниманием. Найти повод с ним заговорить и быть им похваленной. Она бежала в крепость за тем, что выслужиться перед Ефандой. За тем, чтобы избавиться от чужестранки, даже если теперь придется избавиться и от Райана, который считал Катарину своим другом.

Три шага.

Наконец, Райан догнал ее и схватил за руку. Катарина искусственно выдавила протяжный визг, будто увидела перед собой чудовище, и уронила младенца на стылую землю. Крепость утонула в криках Катарины и плаче Игоря. Все варяги сбежались во двор.

— Они убили Линн! Убили Игоря! — верещала Катарина.

Глава 9. Старший аркан

за 3 недели до исчезновения

Выписавшись из клиники, Мирослава взяла больничный. Не потому, что она думала о своем здоровье, а чтобы писать. Это было единственное занятие, которое могло бы теперь отвлечь от пережитого аборта. Александр стал задерживаться на работе, приходил домой позже, но считал, что заботится о жене, потому как нанял домой помощницу. Иногда, прямо из своего офиса, он присылал Мирославе цветы и заказывал еду, какую она не просила. Красные розы вместо хризантем и мясные блюда, покуда жена его соблюдала вегетарианство. Когда же она говорила, что не ест подобное, он отвечал, что после пережитого ей нужно поднимать гемоглобин и меньше капризничать. Этим их разговоры ограничивались. Александру не хватало духа подарить букет самому, не хватало духа попросить прощения.

Он делал все, что ей не было нужно, и не делал того, о чем она его умоляла. Он не читал. Он с ней не говорил. Он ее не слушал. И потому конфликты случались снова и снова.

— Я не буду читать, — он медленно и с расстановкой повторил свой ответ, словно объясняя ребенку что-то простое.

— Почему? — Мирослава прижала ноутбук к груди и сдвинула брови удивившись.

После двенадцати часов, проведенных за ноутбуком, Мира была похожа на домовенка: волосы всклокочены, пижама вытянута, а сонные глаза натерты до красноты.