И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
Когда Линн была готова, ее положили рядом с телом Якоба. Похороны проходили на берегу реки у самой крепости. Над их телами, усыпанными серебром, шелками, шкурами, оружием, был сооружен высокий костер из бревен и палок. Туда же поместили лошадь и пару гусей. Вонь от разлагающихся трупов сменилась запахом гари и жареного мяса. Дым стоял столбом, и не видно было, как высоко он поднимался. Около шестисот людей образовали цепочку вокруг костра: то были и сами викинги, и словене, что пришли посмотреть и попрощаться. Якоб был неплохим варягом и неплохим человеком, но горевали многие
Глеб не явился. Теперь, когда Олег знал о его тайне, ему не хотелось зазря рисковать и говорить с Иттан, но все же он должен был знать, как дела у девушки, пришедшей из воды. Словен выискивал глазами то Марну, то Иттан, чтобы расспросить о ней.
Ефанда стояла поодаль и занималась Игорем. Она качала его на руках, когда сзади подошел Синеус. Он воспользовался отсутствием Рёрика, который был у костра.
— Здравствуй, — голос Синеуса был тихим и низким. — Красивое платье. Я помню его.
— Что? А, Харальд… спасибо. Откуда же?
Ефанда небрежно повернулась к нему и выгнула светлую, почти прозрачную бровь.
— Ты была в нем в тот день, когда мы впервые сошли на этот самый берег. Ты ведь первая увидела наши драккары, верно? — он улыбался ей.
Игорь заянился, Ефанда повернула его лицом к себе и поцеловала, чтобы успокоить. Она выглядела разочарованной. Синеус отвел от нее глаза и посмотрел на Рёрика, что ходил вокруг костра.
— Ефанда, на тебе лица нет. Что стряслось?
Ефанда ничего не ответила. Ее внимание привлек муж, который невесть откуда достал бочонок с вином. Рёрик налил немного содержимого себе в кружку, отпил, а затем плеснул вино в костер, видимо, делясь выпивкой с усопшим другом.
— Что, Харальд? — она, наконец, обратилась к нему, ее голос смягчился. — Повтори.
— На тебе лица нет. Он тебя опять обижал? Бил?
С губ Ефанды слетел удивленный вздох. Она покачала головой, улыбнулась и сдвинула брови.
— Должна ли я рассказать мужу о твоих странных и возмутительных вопросах? Бросай, Харальд, и не шути так больше. Ты не смеешь так говорить о своем конунге.
— Разве это шутки? — мужчина разочарованно причмокнул губами. — Конунг Рёрик в последнее время принимает сомнительные решения, рискует своим почетом среди воинов, рискует нашими жизнями. Он на волоске. Здесь только ждать, что случится быстрее: его свергнут или убьют. Биться с хазарами. За чужой народ.
— Это что, заговор? Измена, Синеус? — прошептала Ефанда, намекая Синеусу, чтобы ему следовало бы быть осторожнее с такими словами. — Ты говоришь это жене самого конунга. Кто тут теперь на волоске?
Ефанда посмотрела чуть выше головы Синеуса, и ее глаза встретились с глазами Иттан: она буквально сверлила жену конунга взглядом. После того как Иттан потеряла младенца, она почти ни с кем не говорила и держалась от всех поодаль, раздражалась на мужа, которого прежде боялась, и почти не ела.
Ей было одиннадцать, когда пошли первые месячные. В двенадцать Иттан уже была сосватана и родила первенца. Ее муж был даном, который пошел за Рёриком на новые земли. Ларсу было далеко за тридцать,
— Как твой раб? Райан? — Ефанда вдруг перевела разговор в другое русло, чтобы не дать Синеусу наговорить лишнего. Все-таки она любила его. По-братски, но любила.
Ярл переменился в лице.
***
Харальд заходил в темницу проведать Райана еще на рассвете. Раб лежал на животе в одном положении, совсем не шевелился, и потому его шея затекла, а лицо стало красным и помятым. Но он был в сознании. И Синеус с облегчением выдохнул. Мирослава спала в углу, но увидев Харальда, тут же выгнулась и вросла в стену, ожидая нападения.
— Я рад, что ты пришел в себя, — улыбнулся варяг, остановившись посреди комнаты.
Синеус заметил белый крест на стене из березовых веточек, связанных между собой лыком. Мирослава нашла эти веточки в земле и сама сплела крест для Райана.
— Твои боги помогают тебе? — спросил он довольно серьезно, без насмешки.
— Он един… — прохрипел Райан и попытался чуть приподняться, чтобы лучше видеть хозяина.
— И что твой единый Бог думает о ведьмах? Он думает, что они существуют?
Ирландец стиснул зубы, а затем, собрав всю волю в кулак, оперся ладонями о лавку, поднялся и сел сгорбившись. Некоторые из его только затягивающихся шрамов снова лопнули, и гной засочился, побежал по коже, которая то горела, то чесалась. Райан понимал, к чему Синеус клонит. Варяг хоть и был язычником и диким человеком, но не дураком.
— Когда я был совсем юнцом, — Райан вдруг грустно и нежно улыбнулся, будто что-то вспомнил, — я часто проводил время у своей прабабки, последней язычницы в нашем клане. Она рассказывала мне о банши, ведьмах-феях с рыжими волосами и красными глазами, потому как они всегда плачут.
Тогда Райан посмотрел на Мирославу, которая не понимала ни словечка.
— И почему же они плачут? — буркнул Синеус, присаживаясь на деревянный табурет, который принес с собой. Он любил, когда Райан рассказывал ему истории.
— Потому что эти банши — предсказательницы смерти. Моя прабабка говорила, что у каждой чистокровной ирландской семьи есть своя банши. Она появляется тогда, когда должна прийти и сама смерть.
Синеус нахмурился. Никакие банши ему не были известны. Но вот вёльв и предсказателей давно не хватало в племени. С тех пор как конунг со своей дружиной покинул Фризию, варяги обращались за советом только к рунам, высеченным на костях. Но не каждый умел их читать.