И умереть мы обещали
Шрифт:
– Что это? – не понял я.
– Волки, – коротко ответил Степан.
– Надо их отогнать, – предложил я.
– Как?
Я быстро зарядил ружье, отодвинул Федора от двери… Но на пригорке уже никого не было.
– Ага, – усмехнулся невесело Федор, захлопывая дверцу, – Сейчас они под дуло будут подставляться. Эти твари умные. Ты пороху сыплешь, шомполом скребешь, а они этот звук уже знают.
– Что будем делать? – спросил я.
– А я почем знаю, – Федор чиркнул кремнем, раздул лучину. – Сидеть здесь.
Убогую хижину осветил огонек лучины. Простой покосившийся сруб. Крыша, крытая тесом. Пол земляной.
– Чего, это, табак у тебя какой сладкий, – сказал охотник. – Дай-ка щепоть.
Он взял у Степана турецкий табак, нюхнул, деловито произнес:
– Не, не крепкий. С махрой надо смешать.
– Набей и мне, – попросил я Степана и протянул генеральскую трубку.
– Тебе, барин, с махрой или чистый табак?
– Давай с махоркой.
Я затянулся едким дымом. Точно, как будто ежа проглотил. Меня чуть не вывернуло от кашля.
– Аль не курил ни разу, барин? – усмехнулся Федор.
– Нет, – еле смог выговорить я.
– Осторожней с этой дрянью…
Он не договорил. Вой послышался снаружи, совсем рядом, протяжный, тоскливый, угрожающий. Ему ответил такой же, с другой стороны. Еще и еще голоса вливались в эту страшную песню.
– Она? – хмуро спросил Степан у Федора.
– Она, – невесело согласился охотник. – Марфа – тварь.
– Расскажите, что за Марфа? – потребовал я. Мне было страшно. На лицах моих товарищей я тоже видел страх.
– Это он ее так прозвал, – Степан кивнул в сторону охотника. – Любовь его давнишняя.
– Ну, что ты треплешь, – сплюнул Федор. – Дело было годков семь назад. Волки в нашем лесу объявились, да овечек стали резать. Тогда мы с мужиками сделали облаву, да барин помог с собаками. Волков постреляли. Все наладилось. А я ходил как-то по лесу, капканы проверял, да набрел на волчье логово. Волчицы не было – одни щенки. Ну, я, как водится, их и перебил. А через день, утром вышел во двор – ахнул. Все утки, все куры… Собаку нашел свою с горлом перекушенным.
Взял я ружжо и пошел в лес. Ох, дня три мы плутали. То я по ее следу, то она по моему. Подкараулю. Вот она – сволочь серая. Только ствол наведу, – эта, как чует, – шмыг в кусты. Потом пропала. Зимой пришла со стаей. Опять собрал я мужиков с собаками – и в лес. Целый день гонялись. Пару серых разбойников подстрелили. Вечером вернулись в деревню, а волки там уже побывали. В двух дворах коров зарезали. Тогда-то я эту Марфу приметил. До чего умная, сволочь. Когда чувствует, что ее загоняют, заставляет кого-нибудь из стаи на охотников бросаться, а сама уходит. Летом пропадает, а зимой вновь появляется. Однажды меня подкараулила у самой дороги. Как, сволочь, учуяла, что у меня заряды для ружжа кончились – понять не могу. Видать ей черт-брат. Я как белка на сосну вскарабкался. Цельную ночь прокуковал. Сидел, обнявши ствол, дрожал от страха и холода, а волки все прыгали, стараясь меня достать, зубами клацали, подвывали. Ох и натерпелся я тогда… Хорошо, утром обоз фуражный шел с охраной. Солдатики спугнули стаю, да меня с сосны сняли еле живого, водки залили в горло, да до дому подвезли.
– Так, а нам что делать теперь? – как-то мне стало не по себе от его рассказа.
–Утра дождаться надо, – поразмыслив, сказал Федор. – Утром, может, уйдут. При свете и целиться сподручней. Сейчас разве их разглядишь?
– В два-то ружья – прорвемся, – подтвердил Степан.
– В одно, – мрачно поправил Федор. – Вон, гляди, пружина взводная на моем сломалась.
– Что ж ты, едрить… – выругался Степан.
– А кто ж знал? Ружжо старое. Моя фузея еще в Шведскую воевала.
– В Шведскую! Да хоть в Татарскую… Следить надо.
– Я слежу…
– Не ссорьтесь, – попросил я. – Федор, ты лучше стреляешь, возьми моего туляка, а мы с ножами, да с головешками.
– Спасибки, барин, – просиял Федор, поглаживая цевью моего туляка. – Знатное. С такого не промажешь…, – он прислушался к вою. – Вот, это Марфа петь начинает. Я ее голосок из тышшу различу. Недобрая охота получилась, – вздохнул он. – Дьявол по наши души пришел.
– Да с чего ты брешешь? – недовольно спросил Степан, улегся на лежанку из жердей и отвернулся к стенке.
– А, вот, погляди: мы ушли охотиться даже не помолясь, ни свечку у иконки не поставили. Рогатину сломали. Пружина в затворе лопнула… Вот, чего ей лопнуть-то именно сейчас?
– Ой, хватит тебе, – отмахнулся Степан. – И так тошно.
– Во-о! – не унимался Федор. – Где-то тут чёрт ходит. Его проделки. И Марфа из его слуг.
Несмотря на все переживания и страхи, я как-то неожиданно провалился в дремоту. Среди ночи очнулся, и сразу не смог понять, где нахожусь: холодно, темно. Угли еле тлеют на полу. Воняет чем-то. Я понимал, что просыпаюсь, но до конца еще не проснулся… Вдруг ужас заставил меня похолодеть. Я явственно почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Смотрит сквозь стену, видит меня, слышит мой страх. Я потянулся к крестику на груди, но рука не слушалась. Кое-как поднял ее к животу. Хотел прочитать «Отче наш», но язык не ворочался. А страх давил, словно мешок с песком. Дыхание перехватило. Несмотря на холод, я покрылся потом. Хотел закричать, но лишь захрипел и окончательно очнулся. Сел, вжавшись в угол. Страх отпустил не сразу, словно волна медленно откатывает от берега.
Я попытался прийти в себя. Похлопал по щекам. Ну и дурак же, так напугаться. И тут услышал скрип снега прямо за дверью. Кто-то очень осторожно подошел к сторожке. Это не человеческие шаги. Вспомнилось причитание Федора про дьявола. Сердце тяжело ухнуло и замерло. Мне нельзя бояться, – вдруг прорезалась мысль. Я – крещенный. Я – православный. За мной – Бог. Мое оружие – молитва. Христос смог победить дьявола в пустыне, и я должен идти по его стопам. Нельзя бояться! Страх расшатывает веру! Именно так наставлял меня духовный отец Никодим.
Я решился на безумный поступок: выйти наружу и смело встретиться лицом к лицу с тем, кто пришел за нами. Пусть там сам дьявол. За мной войско ангелов и святой Георгий. Я медленно поднялся. Во имя Отца, Сына и Святого духа… На негнущихся ногах пошел к двери. Почему собака не лает?
– Сага, – позвал я. Она жалась к Федору и смотрела на меня жалостливыми глазами. – Сага, пошли, – поманил я. – Собака заскулила и задрожала всем телом. – Федор, – шепотом окликнул я. – Степан. Степан, вставай. – Тишина.