И вечно их манит пыль дорог
Шрифт:
Девушка посерьезнела всего на несколько мгновений.
– Это действительно спасло мне жизнь. Благодарю. Ума не приложу, как вы…
– Профессиональная тайна, – улыбнулся мечник.
– Выжил кто-нибудь?
– Никто.
Она окинула его совершенно другим взглядом, и одним богам известно, что в нем было – все что угодно, кроме страха и вины.
– Видимо, действительно речь идет о небывалом мастерстве. Спасибо еще раз.
Девушка куталась в теплый плащ, но было видно, что напористый ветер пронизывал ее до костей. Аскольд и Осверин на мгновение пересеклись взглядами, и мечник одобрительно улыбнулся уголками
Менестрель уже вешал гитару за спину, готовясь предложить девушке руку.
– Ты продрогла насквозь. Бокал вина пошел бы тебе на пользу, м?
Она одарила его виноватой улыбкой.
– Сожалею, милый бард, но я должна ехать. Моя семья не потерпит промедления в возложенном на меня деле. Я с огромным удовольствием отблагодарю тебя в нашу следующую встречу, – он подмигнула ему и вдруг крепко поцеловала в уголок тонких губ, а ему хватило скорости реакции ответить ей тем же, – так что до свидания!
Осверин просиял и все еще улыбался, когда девичий силуэт снова исчез в ночной темноте.
Маленький портовый городок спал и видел десятый сон. Ветер мог сколько угодно завывать по переулкам, биться в закрытые ставни и двери, тщетно ища лазейки к людям: ему не под силу было разбудить их. Там, где горел огонь, его свет был словно летний закат, где не было огня – царила домашний мирный мрак. Прочь из города спешила только миниатюрная фигурка завернутого в плащ путника, успешно сопротивлявшегося напору ветра, а по пустынным причалам, не торопясь, шли на свет постоялого двора еще двое. И в тишине, окутанной мерным прибоем, пела гитара, а ветер уносил ее голос выше самых высоких волн и мачт.
4. Равнины снежного Шаарана
Песенку, которой его научил матрос, Осверин принялся насвистывать очень скоро, потому что над ними, над всем королевством даже нависла черная буря. А пока они шли и шли, иногда от города до города, иногда забредали в такие дали, что на много лиг вокруг не было человеческого жилья. Это было славное, беззаботное время.
Осень сменилась зимой, дожди – снегом, и он укрывал теперь Обитаемые Земли мягким покровом сияющей белизны. Аскольд и Осверин снова стали всадниками, предпочтя пробираться по заснеженным дорогам верхом. Закутавшись в теплые плащи, залив в себя горячее вино со специями и присовокупив к нему изумительно прожаренную оленину, они чувствовали себя великолепно. А за горизонт медленно нырял недавно оставленный ими скромный замок кого-то из младшей знати, где друзья несколько холодных дней были желанными гостями – по стародавней дружбе.
– Мир кажется состоящим из сплошных снегов, – менестрель обернулся на побратима, придерживая рукой теплый капюшон. Он, как всегда, улыбался.
Приближался день зимнего солнцестояния. Боги должны были сдвинуть небесные светила так, что день окажется самым коротким, а ночь самой темной и долгой в году. Неоднозначное время. Много всякого про него рассказывают.
Об этом Аскольд и спросил менестреля.
– О! – воскликнул тот, засияв, словно новенькая золотая монетка.
Он придержал свою лошадь, чтобы поравняться с мечником, прежде чем начал говорить. И говорил, говорил; улыбаясь, рассказывал сказку, которая словно бы оживала воочию в завихрениях пурги на их заснеженном пути. Древняя история, красивая история, старинные слова-нити…
– Когда мир был свеж
Вдоль дороги, цепочкой, выросли деревни и замки. Снега не отпускали их из своих ледяных оков ни летом, ни весной, но в эти полгода ветра становились не такие губительные, и некоторые храбрецы пускались в путь.
Немногочисленным людям жизненно необходима была еда. Не только мясо, которое с легкостью можно было подстрелить в лесах вокруг, но и зеленые растения и их плоды. Это все было у них, но только в небольшом, строго ограниченном количестве. Они пили даже вино – которое, правда, продавалось не в пример дороже нынешнего.
В местах, которые давали жизнь травам и овощам, фруктам, ягодам и даже цветам, заключалось самое главное их богатство. Скромные пространства иногда вдруг очищались от снега, словно по волшебству, и там было так тепло, что можно было ходить без курток и шуб, а руки не мерзли на воздухе, поразительно теплом. И все росло там быстро и урожайно, так, что нашим крестьянам не снилось и не приснится. Благословенны были те места и те земли, где царила эта странная магия! Не будь их, людей не осталось бы в живых вдоль всей великой дороги.
Некоторые знали, в чем секрет.
Никакой закономерности, никаких правил в том, где появится новое теплое место. Кроме одной: тогда проезжал мимо на огромной лошади высокий всадник, с красивым легким станом, фигурой истинного воина и лорда. Иногда женщина, иногда мужчина, возраста разного, но никогда не старый. К седлу его приторочен меч, и от меча исходит тепло. Всадник едет в плаще вдвое тоньше, чем простые люди, и только в преддверии самых страшных суровых бурь закрывает свое лицо, словно едва чувствует холод. Их зовут лорды зимы.
Волосы у них длинные, убранные в сложные косы, а одежда из неизвестных никому материалов. И взгляд всегда печален и горд, омраченное утратой и скорбью сердце не раскрывается никому и не выказывает своих помыслов.
Лорды зимы, кажется, живут дольше самого этого мира. И каждый из них бесконечно одинок.
Их боятся, но боготворят, подчиняются беспрекословно и уступают путь, если встретят. Там, где одинокий всадник обнажал свой меч, теперь глыбы льда и поляны смерти.
Итак, это холодные равнины Шаарана, белые и пустынные. Солнце не всходило уже несколько недель, лишь показывая свой краешек из-за горизонта, и некоторые умники утверждают, что это называется зима. Другие не прочь над ними подшутить – и послушать истории, конечно.
Недалеко от дороги рассыпалось созвездие костров. Вокруг греются люди, смеются, кто-то пританцовывает под веселую музыку, кто-то хлопает в ладоши и хохочет. К специально выстроенной и неизвестно насколько уходящей под снег коновязи надежно привязаны лошади. Повозка с едой здесь же. Оружие у каждого при себе, а мир и все души в нем, в том числе и человеческие, юны и бесстрашны. Так от чего бы им не веселиться?
– У кого-нибудь есть вино? – спрашивает чей-то громкий голос.
В ответ кричат, не без гордости: