И вечно их манит пыль дорог
Шрифт:
– Рассказ и урок фехтования, милорд.
Почему-то он назвал его милордом, хотя никаких лордов не было у вольных странников, и Адальстейн снова грустно улыбнулся своей тенью настоящей улыбки:
– Езжай с нами до постоялого двора, если пожелаешь – сестра займется делами, а мы довершим начатое.
Парень знал, что не откажет, как бы ни смотрели на него остальные. Он не избегал их взглядов, встречая их ответным прямым взглядом, и даже Йофрин сменила презрение на равнодушие. И он уехал с ними, высокими фигурами в плащах, на гигантских лошадях, с печальными лицами и мечами, излучающими тепло, словно живые.
По пути брат с сестрой вполголоса переговаривались, и когда они говорили между собой, прорезался их странный, мелодично-певучий акцент. Рей внимал, стараясь запомнить все в мельчайших подробностях, но словно что-то постоянно ускользало от него, не даваясь человеческому пониманию.
Спустя час или два они были уже в трактире, приличном, не из тех, в которые заглядывают всякие проходимцы. В камине ласково плясал огонь, и как и там, недалеко от дороги, люди собирались в пятна его света и тепла и улыбались, отогретые и сытые, и лились истории – правда и вымысел.
Вокруг вошедших тут же образовался словно ореол свободного пространства, который брат с сестрой едва ли замечали, а Рей с удивлением отмечал, с какой готовностью им уступали лучшие места. Правда, Йофрин даже не взглянула на общий зал: едва зайдя, только забрала что-то с каминной полки, фыркнула на хозяина и вышла обратно в ночь, хлопнув тяжелой дверью. Адальстейн не повел и бровью, устраиваясь у камина и щурясь на пламя. В его свете он выглядел чуть более человечным.
Помолчали.
– Слушай, вы… вы лорды зимы? – спросил Рей наконец.
– Да. Если хочешь называть нас так – называй.
– А как вы сами себя называете?
Тот помолчал, прежде чем заговорить.
– По именам. Нас осталось слишком мало, чтобы нужно было что-то большее. Имен хватает. Ты хотел научиться фехтовать – так учись, пока есть у кого, и пока мы не исчезли вовсе, а вместе с нами и наши знания и умения.
– Йофрин ведь это не понравится…
– О, разумеется!
– Но…
– Она вольна думать все, что пожелает. Я старший брат и сам могу решать, как поступить.
Тогда они вышли на улицу, и там начинался снегопад. С неба, причудливо кружась, спускались огромные хлопья снега, и так и хотелось поймать несколько на язык и съесть.
Там они оголили мечи и фехтовали, Рей проигрывал, как ребенок, но упорно поднимал меч снова и снова, и каменная маска Адельстейна давала трещину за трещиной, а идеальная прическа растрепалась, и в волосах у него белели снежинки. Изо рта каждого вырывался пар, они все фехтовали, клинки скрещивались, блестя и звеня. Древнее искусство было снова живо – на один вечер, но ведь живо…
Потом они сидели у камина, пили сладкое летнее вино и говорили, говорили, говорили. Адельстейн рассказывал о стародавних временах прошлого мира, где повсюду была зелень, солнце и тепло, о странствиях и пристанищах после дальних дорог, о мимолетном и вечном, что ему пришлось повстречать.
Сотни лет назад его народ оказался в эпицентре чудовищного взрыва, и когда они выбрались из ока смерча на его месте, то все было погребено под снегом
А Рей рассказывал сказки о лордах зимы, рассказывал о детских играх в снегу и крохотных деревеньках. Рассказывал, как жили эти стойкие веселые люди и почему, для чего продолжали делать это несмотря ни на что.
И истории лились музыкой в теплых отсветах пламени, под мерное покачивание кресел и негромкие голоса других усталых путников, и было это теплое, беззаботное время. Как дома.
А потом Рей собрал свои пожитки, допил вино и кивнул ледяному лорду на прощание, застывшему в кресле и провожающему его всеведущим взглядом. Его ждало темно-серое снежное утро, тот ранний час, в который все люди еще спят и видят сладкие сны. Оседланный конь и дорожные сумки. Рей знал, куда теперь поедет – прямиком, не сворачивая и не останавливаясь по пути. В нем зажегся тот огонь, который теплится в каждой мятежной душе, не пожелавшей всю жизнь свою посвятить стяжательству и транжирству. Искра, но ведь всегда все начинается с искры.
– Добрых дорог тебе, странник, – Адельстейн вышел на безлюдный двор в одной рубашке, и снежинки таяли на подлете к его плечам, – и помни, что тебя будут ждать.
– Добрых дорог, – улыбнулся Рей из седла и помахал. Добрых дорог.
Немного неожиданно женская рука легла на гриву его коня.
– Ты повзрослел, мальчик. Добрых дорог.
Парень отсалютовал прекрасной грозной Йофрин и ускакал в снегопад, не обернувшись. Начал свой путь.
Сестренка обернулась к своему брату и вздохнула, даже не пытаясь отогнать тень тоски со своего давно уже юного лица.
– Уехал.
– Уехал. Как думаешь…
Адельстейн мягко покачал головой.
– Думать на нужно. Будем просто ждать и надеяться – что еще мы можем сделать?..
И четвертью часа позже со двора трактира, в противоположную от выбранной одиноким всадником сторону, выехали двое. В небрежно наброшенных на плечи плащах несмотря на самые холода, высокие и красивые, лорды зимы продолжили свой вечный путь – и где бы они не находились, их привычно согревало тепло мечей и раскинувшиеся над головой звездные карты, были там облака или нет. И, по звездам, наступало хорошее время.
– Красивая история, – сказал наконец Аскольд, когда пришел в себя после того, как голос менестреля смолк. Сперва мечник ехал в тишине, и только спустя минут двадцать оказался готов поговорить. – Знаешь, сколько в ней пра…
– Неа, – Осверин заразительно улыбнулся, – понятия не имею. Но от этого она не становится хуже, верно?
– Это уж точно.
За разговорами и историями они подъехали к переправе, и путь их лежал на ту сторону. Самая темная ночь в году оставалась позади.