Концы усов и пальцы дедаЖелты, как воск, от табака.Закатный час. Течёт беседаСпокойно, тихо, как река.«Пора, похоже, под икону…Умру, сынок, среди зимы!Пусть будет всё, как по закону, —И отпеванья, и псалмы.А чтоб слезам, как рекам, литься —Зови соседку!Ведь онаНа это дело мастерица,Затем, видать, и рождена.Село меня не позабудет.На жизнь, на долгие годаПусть память вечная пребудетС тобой и внуками всегда…»Не гаснет деда самокрутка,А
на коленях у негоИграет девочка-малютка,Не понимая ничего.
«Слетелись стрекозы на проводы лета…»
Слетелись стрекозы на проводы лета,На августа пышный и свадебный пир.Слетают с опущенных донизу веток,Парят и садятся на кончики пикСадовой ограды… Садятся на кончик,На кончик мизинца воздетой руки.Тараща глаза, они звонче и звончеО чём гомонят?И в какие звонки?И снова, взлетая, куда-то несутся,Они успокоятся только в ночи.Сплетенье их крыл кружевных и рисункиИскуснее кружев и тонкой парчи.И, пойманы мною, не рвутся, не тужат,Я их на мизинце держу, не дыша.До самой до стыни всё кружат и кружат,Свой свадебный танец последний верша.
«Солнца уходящего багровость…»
Солнца уходящего багровость.Предвечерний, сумеречный час.Несмотря на внешнюю суровость,Вновь природа просветляет нас.Всё-то в мире буднично и просто!На закате облака темны:То на лес похожи, то на остров,То на гребень штормовой волны.До чего причудливы узоры!Приглядись – и зажурчит вода,И увидишь айсберги и горы,То, чего не видел никогда.За сосновой чащей острозубойОпустилось солнце не спеша…Неужели ты бываешь грубой,Злой бываешь, русская душа?Как же ты подслушала, ведунья,Вечера таинственную речьИ сумела тихие раздумьяВ слово незакатное облечь?..
«Жгучей молнии высверк…»
Жгучей молнии высверк…Снова ливень густой,Словно розгами высек,Повалил травостой.Он в полях и лощинахВсю-то ночь пропадал,Он к лещинам, к морщинам,Он к земле припадал.И всю ночь, и до рани,Благодатный, живой,Он залечивал раныНа земле горевой.И всё также усердноОн клонил зеленя…Ты своё милосердьеНиспошли на меня!Дай мне в поле, без крова,Видеть даль, а не близь,В промежутке до громаСнова душу возвысь!
«Бывают такие напасти…»
Бывают такие напасти,Когда, словно древний старик,Ты сетуешь часто на память,А жизнь обозрима, как миг.Вмещая событий немало,Она мимолётна для насОт первого возгласа «мама»До «мама» в прощания час,Когда мы, не чувствуя болиИ смерти, по жизни бежим,Когда от вселенской любовиЕщё по-земному дрожим…
«Вот опять заходится ребенок…»
Вот опять заходится ребенокБеспричинным плачем. У негоГолос прерывающийся тонокИ не выражает ничего.Может быть, душа его живаяОттого пронзительно тонка,Что она в младенчестве желаетВыплакать всё то, что к сорокаНи слезы уже не вызывает,Ни рыданий горьких, ни обид…Всё, что сердце в зрелости скрывает,С молчаливой горечью таит.
Фронтовой художник
Не трус – он, как все, рисковал головой,В разведке был точен и зорок.Он шёл по сраженьям Второй мировой,Когда ему было за сорок.А был он художник. Иконы писал.Художник совсем не великий.Висели по избам в мещерских лесахИкон его строгие лики.На мир он светло и открыто глядел,И в мире покой обожал он,Но, словно бы кистью, умело владелВ бою рукопашном кинжалом.Что скоро атака – все знали за день,Хоть это известно немногим…«Руки моей, пуля, смотри не задень!Уж лучше остаться безногим.Смотри не задень! – он просил у полей,У дочерна выжженной пашни. —Мне горем убитых писать матерейИ бой мне писать рукопашный.Друзья мне отныне святее святых —Поймёшь ли ты, пуля, такое!Простые, суровые образы ихДавно не дают мне покоя».И пуля его не задела руки,И вовсе его не задела…Сурово с холста – не с иконной доски! —Как Матерь святая, гляделаСолдатская мать… Над её головойГрядущей Победы зарница.И пишет художник земли горевойПростые и строгие лица.Он пишет учёных, героев труда,Родные рязанские пашниИ тех, что в бессмертье шагнули, когдаОн шёл с ними в бой рукопашный…
«Гладя ворот колодца рукой…»
Гладя ворот колодца рукой,Словно детское тело,На воды родниковой покойТы с улыбкой глядела.И, рукой опершись о бедро,Ты собой любовалась.Полетело в колодец ведро,Словно в бездну сорвалось.Тихо охнула чёрная глубьНеземно и нездешне.Ты вздохнула на полную грудьИ застыла в усмешке.Но уже на деревню грозаНабегала с опушки,На твои голубые глаза,На кудрей завитушки.И подолом твоим заигралТо ли ветер бесстыжий,То ли бес, что незримо скакал,Громыхая по крыше.Коромысло и вёдра в пыли…Как тогда мы любили!Нас дороги с тобой развелиИ уже не сводили.
В горах
Виснет над бездонными ущельямиПлотная, недвижимая мга.Потускнели месяца ущербногоНекогда бодливые рога.Перед новолунием, как водится,Вся округа, погружаясь в сны,Вновь таится, хмурясь, и готовитсяК перемене, к чуду новизны.Всё живое, опечалясь, мается,И всё так же серы вечера…Но всё больше месяц нарождается,Он полней сегодня, чем вчера.Озарит полночное свечениеВсех ущелий пагубную высь…Снизойди же, умиротворение,Всем и вся восторженно явись!И как прежде, в пору полнолунияПротяни спасительную нитьВсем живым, которым до безумияХочется и верить, и любить…
В поезде
Всё это будет тобой позабыто.Ехали в поезде ночью мы.Чьими следами равнина покрыта —Птичьими, лисьими, волчьими?Где сейчас птицы и звери хоронятся?Где их гнездовья и гульбища?Гонится следом за нами бессонница.Только она не погубит нас.Ты засыпаешь, но долго не спится мне.Вижу: за окнами талымиМчатся огни быстрокрылыми птицамиРядом с бегущими шпалами…