Привыкаю, мирюсь постепенноВ одиночестве, в холоде жить.Всё никак этот дом пятистенныйНе могу до тепла протопить.Шепчет стужа, пробравшись за ворот:«Бесполезны труды твои, брось!Не прогнать тебе из дому холод, —Хоть волков загоняй и морозь!»Это я хорошо понимаюИ намёк постигаю простой…Я в дому без тебя замерзаю.Даже друг, приходя на постой(С ним, душевным и преданным, прожит,Прожит вместе не месяц, не год),Растопить не сумел и не сможетЭтой стыни нетающий лёд.Завтра будет лютее и хуже…Это можно понять без труда!Возвратись! Без тебя этой стужиНе смогу я прогнать никогда.
«Почему я так долго заснуть не могу…»
Почему я так долго заснуть не могуВ мыслях о невозможном,Когда ночь провожу не в избе, а в стогу,А в стогу придорожном?Полыхают зарницы, и таинственен лес.Но
зарницы ли это?Что вам надо, холодные птицы небес,От ушедшего лета?Безответный вопрос, безответная тишь.Лишь звезда подмигнула,И опять неземная летучая мышьНадо мной промелькнула.И становится страшно, но сладко глядетьВ чёрный омут вселенной.Засыпая, в мечтаньях полночных лететьДо звезды сокровенной.И уже долетев до миров неземных, —Лишь стопою коснуться! —На земле, среди трав и цветов луговых,На рассвете проснуться.
Осеннее утро
Оконные, стылые стёкла,Проснувшись, протру поутру.Листва золотая, поблёклая,Кружит на осеннем ветру.Влекома дыханием стужи,Не плача уже ни о ком,Она опускается в лужи,Покрытые тонким ледком.Ещё фонари не погасли,Рекламы зазывно кричат.Детишек улыбчивых в яслиОтцы понесли на плечах.Как стало свежо на рассвете!Платформа трамвая пуста,И только неистовый ветерЛиству обрывает с куста.О, сколько её навалило!И сколько ещё в октябреПрибьёт эта буйная силаК застылой, замёрзшей земле!Но эти минуют недели,Наступит предзимье опять,И всё в ожиданье метелиВ природе начнёт засыпать.Застынут деревья в дремоте,И в лужах промёрзнет вода…Но будет потребность в работеВысокою, как никогда.
«Тени веток у обочины…»
Тени веток у обочиныШевелятся, как гадюки.Не пойму я: что же прочилиМне полуночные звуки?Им душа моя доверилась,На семи ветрах продута.В тишину совсем не верилось,А она пришла под утро.Перед тем, когда осмелилисьВновь затенькать птичьи стаи,По дороге ползать змеямиТени веток перестали.Тишины всего мгновениеСердце чутко уловило.Это утра откровениеНастоящим чудом было.И опять многоголосие,Но не то, с ночною жутью,Покатилось вновь по просекам,По весеннему распутью.Не пугая, только радуя,С каждым часом веселея,Расцветая первой радугой,Первой ягодою спея…
Приглашение. 1988
Солнцеворот
Солнцеворот!Снова мир, как ребёнок, проснулся.Нет больше спячки и лени.В тёмной берлоге сегодня медведь повернулсяС правого бока на левый.Солнцеворот!До чего ж хорошо на пригорках!Солнце на лето пошло, а зима – на мороз.Всюду – веселье. С полатей, кряхтя, лежебокаСлез, через фортку на улицу высунул нос.Солнцеворот!По селениям Волги и ДонаРадость вошла снова в каждую хату и дом…День этот звался по-старому днём Спиридона.Был весельчак тот безвестный мужик Спиридон.Был работящ он, в труде хлеборобском прилежен,Парень крестьянской закваски, широкой кости.С ворогом злым – беспощаден, с детишками – нежен,По вечерам на гулянье у девок в чести.Солнцеворот!Сколько вёсен и зим пролетело!Вьюги бесились, и землю сжигал суховей…Славлю вас, ныне влюблённых в крестьянское дело,Тысячи Спирек великой России моей.Солнцеворот!Пусть медвежья не кончилась спячка,Сиверко жмёт, и лицо на морозе горит, —Не за горами весны посевная горячка,Не за горами – так нынешний день говорит!
Отец
1
Танки, пехота и конники…Вижу отца в кинохронике:Он на подножке ЗИСа.Прусские небесаДымом пожарища застит.Сплюнул цигарку, мотор заурчал —Видно, команду комбат прокричал…Бейся, отец мой, и здравствуй!Ты на фашистское логово,Ну-ка, братва, навались!..Знаю теперь я, как дорогоВсе эти версты дались…Ты не убит. Ты вернулся живой.И впереди день рождения мой!Помню из детства: ты ночью кричал,Днём замыкался в себе и молчал…И о поре той суровойС дочерью светлоголовойНынче я хронику, батя, смотрю,Вижу тебя и с тобой говорюО войне…
2
О гараже тоскуя, о дороге,О стареньком своём грузовике,Он умер дома, сидя на порогеС потухшей папиросою в руке.Когда его из дома выносили,То по обряду, что священ и прост,Как женщины, машины голосили,Сопровождая друга на погост…
3
Рядом в тот миг последнийНе было нас, прости.Со Сталинграда таилсяВ теле твоём свинец.И не преклонным старцем —Шестидесяти шестиОт роду лет шагнул тыВ небытие, отец.Труженик и безбожник,Веруя в белый свет,Знал ты на белом светеТрудности лишь одни.Но и война не оставилаНа сердце злобы, нет.В мирные дни носил тыПряники для ребятни.Пряников этих помнюСахарную глазурь.Щёки твои небриты,Только их нет родней!..Мы – без тебя, а в миреТьма от жестоких бурь.Но сыновья на битвуСмело выходят с ней.Вот уже нам за сорок.Мы не в огне рождены.Строим, творим и любимРадость в доме своём.Не уповая на бога,Веруем, что войны,Горя и слез – не будет,И потому – живем.
Бор
Геннадию Морозову
Пой мне песню свою,Древний сказочный бор!Мы не виделись долго,И вот возвратился к тебе я.Тихо птаха леснаяС тобою ведёт разговор,Ветер в гости к тебеПрилетает, ничуть не робея.Вот он снова, могучий,Гуляя вершинами крон,Напевает мне песнюПро русскую удаль и очиКоловрата Евпатия,Про людей, уходящих на Дон,Про пожарищ огни,Озарявшие тёмные ночи.Но с печалинкой песняЛишь самую малость, и вотНеуёмная радостьВ ней явственно слышится снова.Может, кто-то совсемПо-иному ту песню поймёт,Но мотивом еёБудет он, как и я, очарован!Пой мне песню свою,Древний бор золотой!Мне сосны не найти,Что в бору поднимается криво.Ты меня научиНесравненной своей добротойИ по совести жить,И несуетно,И справедливо!
«Дождь затихал, и над лесом закат затухал…»
Дождь затихал, и над лесом закат затухал.Вымок и весь потускнел хвост-разлетай петуха.Утром погудки не пел, не вызванивал голосом высь.С курами вместе петух мой решил занестись.Плачь, сокрушайся и более не веселись!Словно бы вновь появился на свет василиск.Чёрный петух — так считал славянин в старину —Миру явить его мог на седьмую весну.Выродок места, где чёрный назём и зола,Змей-искуситель, само порождение зла,Взгляд твой — убийствен, его никому не снести!..Никли все травы, ещё не успев подрасти.Ссорились люди. За смутою шли мятежи,И сыновья на отцов подымали ножи.Прямо в сыновний висок метил отцовский топор.И кровенела заря, и свирепствовал голод и мор…Слезы утри! Нам ведь больше улыбка к лицу!Нет, не снестись, моя радость, чумному яйцу,И василиска – поверь, дорогая! – не явит оно!..Ходит подворьем петух и клюет золотое зерно.Хвост его стал некрасив, гребешок опустился на бок.Но средь хохлатых несушек он ходит, суровый как бог.Нет, мы не тронем его, никакой не поверим молве!Не затухает огонь на бедовой его голове!Лучше по-детски мы сказке поверим иной:В курицу-рябу и в свет скорлупы золотой,В доброго молодца, что за морями, во мглеИщет яйцо, где бессмертье Кащея – в игле!
«Как-то утром я в парке пустом…»
Как-то утром я в парке пустомНа скамью под сирени кустомОпустился. Хотелось покоя,Тишины и побыть одному.Сам не знаю, зачем, почему.Впрочем, с каждым бывает такое.Вскоре в парк эти двое вошли —Фронтовик и юнец. Не пошлиНа пустую скамейку. Не глядя,Сели рядом. Хотел я уйти,Но юнец обратился: «Прости,Не богат ли ты спичками, дядя?»«Может, сын его, может, племяш, —Я подумал. – Ещё не алкаш,Но, видать по всему, – выпивоха».И взяло любопытство меня,Ибо в том, что спросили огня,Никакого не было подвоха.Подогретый отнюдь не ситро,Был он зол. Взгляд ужасен и колок.Налицо был похмельный синдром,Как бы точно подметил нарколог.«Не сберечь, не спасти ничего!» —Говорил он. Дрожали егоМелко руки. Весь вид был ужасный.И унять эту дрожь он не мог,Спичек целый извел коробокНа какой-то окурок несчастный.«Мир стремительно падает в ночь, —Говорил он. – Ему не помочь,Не спасти, не сберечь его душу.Скоро волны нахлынут на сушу.Примирись, человек, и не плачь!Не рыдай – мир вконец обезумел.Может, завтра планету, как мяч,Зафутболит ракетный Везувий».«Замолчи! Да отсохнет языкУ тебя, – отвечал фронтовик. —Что тебе за кошмары приснились?Ты такого о мире не смей!Мать-Земля!Как глумились над ней!Как над нею жестоко глумились!Я-то помню…А ты вот – хорош.Неужели на свете живёшьЛишь затем, чтоб напиться к обеду?Я на фронте наркомовских стоПил с товарищем верным за то,Чтоб скорее приблизить победу…»«Отвяжись!Ну чего ты пристал! —Молодой со скамейки привстал. —Тут пивная откроется скоро».Поднялся фронтовик и, кляняМолодого, ушел от меняВместе с парнем. Конца разговораЯ не слышал…Ну кто он ему —Этот юноша, ввергнутый в тьму,Слепо Бахусу верящий только?Дунул ветер – и, как колобок,Прочь пустой понесло коробок,И печально мне стало, и горько.Следом сор уносило и лист…В парк вошли пионеры. ГорнистЗатрубил и призывно и нежно.«Пусть всегда будет солнце!» – он пел.«Пусть всегда будет небо!» – он пел.Да, мой мальчик.Конечно.Конечно.