«И вот вам результат…»
Шрифт:
Короче, что-то назревало.
И назрело.
10
Однажды в квартиру к Кутузовым занесло нового участкового, Михно Н. Б. Это был мужчина в круглой фуражке, сильно похожий на кота в сапогах. Уточним: в больших сапогах, как на кота – огромных! Участковый как раз знакомился с участком, то есть обходил дома, состоявшие на сомнительном учёте. И его, естественно, занесло по Кутузовскому адресу. Осмотревшись и не найдя входного коврика, он вытер ноги о соседский, спросил: «Кутузов В. Е. здесь проживает?», зная, что здесь. Выслушав неуверенный доклад жены и мамы Милы Адольфовны об отсутствующих, он рассеянно посмотрел в бумаги и рассеянно спросил: «Ну, рассказывайте, Кутузова М.
Оказывается, в пылу событий вокруг Машинки народ пропустил этот хрустальный Указ мимо сознания.
Вот до чего доводят человеческие страсти!
Эпилог
А в жизни огромной страны началась Новая трезвая эра.
Плывут пароходы – смерть пьянству!
Гудят паровозы – смерть алкоголизму!
Летят самолёты – смерть самогоноварению!
Идут пионеры – смерть слабой успеваемости в результате пьянства, алкоголизма и неумелого обращения со спичками. То есть того же самогоноварения!
Страшно!
В результате народный Сашик собрал самогонный аппарат пятого поколения, взявший от природы всё лучшее. То есть работающий практически на кухонной углекислоте, как герань. Потом специалисты назвали это высокими технологиями и начали доить кроткое государство с помощью научной мысли.
А всё наносное, налипшее, ненужное как-то само отпало или растворилось. В результате чего сегодня мы имеем то, что имеем.
Тут и сказке конец.
– А при чём тут упомянутые сперва поросята? – спросит автора хороший читатель. [1]
1
Хороший читатель – то есть человек, дочитавший это дело до конца.
– Чёрт его знает, – отвечает автор. – Разогнался написать наше, положительное, хотя бы смешное, а полезло непонятно что!
А остановиться уже не смог.
Скульптор Николай и его детище
В Киеве есть такое явление природы, называется Бабий Яр.
Это гигантский овраг, спускающийся вниз, к Подолу.
То есть к Днепру.
Овраг тот славен и известен миру двумя событиями. В войну здесь убили огромное количество евреев. После войны, аккурат через двадцать лет, в 1961 году из Бабьего Яра сошёл селевой поток. Он сошёл вниз на Подол, вернее, на его преддверие Куренёвку. И утопил тысячи людей – в грязи.
Такое вот гробовое природное образование.
Оба события потихоньку забываются, всё забывается. Конечно, сначала помнили, говорили: «никогда не забудем» или «навечно сохранятся в наших сердцах». Всегда так говорят, после вспоминают лишь на круглые даты. Например, про сход лавины автор помнит лишь потому, что сам был в нём участником, но проскочил. А тысячи не проскочили, в понедельник 13 числа. Сегодня от тех жутковатых подробностей осталась в памяти лишь народная песенка, положенная на мотив невероятно популярной тогда итальянской «Марины»:
На Куренёвку двинулась лавина,Она снесла четыре магазина…И дальше весело, в бодрых оптимистических ритмах рассказывается, что ещё учудила эта нехорошая лавина.
В общем, «чуваки не унывают – рок на палубе ломают!».
Что касается первого события, то оно увековечено в памятнике. Этот огромный памятник стоит в самом начале Бабьего Яра, сам чёрного цвета и довольно ужасный. Впрочем, как и событие, ради которого он поставлен. Про памятник этот рассказывают нехорошее. Говорят, что все, кто работал над его созданием, закончили плохо. Автор не берётся утверждать насчёт всех, но лично и хорошо знал одного скульптора, который рассказывал автору, с каким жутким трудом им далось это громадное тяжкое произведение, хотелось сказать «произведение искусства», да как-то не проворачивается. Что касается того скульптора, то было заметно, что лично в нём что-то как бы растрескалось, в результате чего он однажды взял и повесился. Причём со второй попытки, с интервалом в три месяца.
То есть шёл к этому очень целеустремлённо.
Его звали Виктором.
Это было вступление, хоть, допустим, и грустноватое.
Дальше будет тоже про скульптора, но повеселей. Его звали Николаем, сокращённо – Коля. А фамилия ему была Олейник. Он был сыном своего папы, тоже Олейника и тоже скульптора. Папа был большой, широкой души. Поэтому в большой его мастерской на улице Пушкинской всегда толкался народ. Иногда, по рассказам очевидцев, папа брал в руку бутылку, говорил: «Спорим?!» Кто-то из неопытных обязательно попадался, кричал: «Спорим!» Спорили обычно на ящик водки, минимальная ставка. И вот, оговорив предмет спора и размер ставок, папа-Олейник раздавливал рукой бутылку, получал взамен ящик нетронутых – и тут начиналось пиршество искусства.
Да! Были люди в наше время!
Коля рос в такой незабываемой атмосфере, но от папы взял лишь талант. Ибо достигнув возраста, в котором Олейник-папа показывал свой богатырский аттракцион, Коля был худым, каким-то изношенным, имел кучу болячек, поскольку ваятель – профессия вредная, кто бы что ни говорил. Единственно, что у него было целым, – это упомянутый талант, и лицо у него было хорошее. И памятники выходили из-под его резца тоже хорошие, честные. Можно посмотреть хоть его Памятник афганцам – в скверике возле Киево-Печерской лавры. Посмотреть и заплакать. Его работы стоят в Киеве и по остальной бывшей Украине, за которые его одни хвалили, другие хотели убить. Ибо Коля Олейник был настоящим скульптором, а значительный памятник – вещь, как правило, политическая.
Особенно когда половина нации чокнулась.
И вот обещанное более весёлое.
Автору буквально посчастливилось быть знакомым с этим замечательным человеком. Конечно, в процессе знакомства Коля рассказывал всякие интересные истории из своей профессии. Хотя неопытные удивятся: что может быть интересного у скульпторов, это же, извините, не автогонщики и даже не конокрады? Но автор настаивает, что везде есть интересное, просто надо любить слушать больше, чем говорить.
А это трудно.
Кстати, автор именно от Коли узнал то ли притчу, то ли анекдот про памятник Ленину. У Черчилля отличительным признаком была сигара, хотя он изваян в виде перекошенного инвалида с палкой. У Феликса Дзержинского такой сигарой была чудовищно длинная шинель, ниже уровня моря. У Ленина была кепка. Конечно, Ленина ваяли много и по-разному. Бывало, что и неглиже. То есть неубедительно лысого, в виде школьного учителя в пиджаке, галстуке. Но. Если нужно было придать Ильичу энергию движения, устремлённость в прекрасное, но опасное будущее, его ваяли с кепкой. Если кепка была в руке, было понятно, что он только что по-народному сдёрнул её с головы со словами: «Пропадай моя телега – вперёд, к победе коммунизма!» Если же кепка сидела поверх головы, значит, ещё минута – сдёрнет Ильич кепку с головы и призовёт прихожан из студентов сброситься на постройку революционной «Авроры», громко поя Интернационал»! То есть это был не просто головной убор, это был символ, фетиш, знамя и оберег в одной руке.