«И вот вам результат…»
Шрифт:
На глазах присмиревшего коллектива.
Короче, папа повспоминал, вздохнул, заплевал окурок и спросил Сашика: «А ты уверен?!» «Да что ж я – маленький?! – разобиделся Сашик. – Похмелительную машинку не отличу, что ли?!» Сашику можно было верить. Тот же папа как-то очень давно заказал третьекласснику Саше доставалку денег из телефонного автомата, и они пользовались этой неожиданной подсобой в семейную копилку, пока автоматы не перевели с денег на подлые карточки.
«Ты вот что, – посоветовал папа, – ты её ещё проверь, погоняй на малых оборотах. Может, она тебе сгорит к чёртовой матери, я хотел сказать, может, у неё пройдёт! А я тут поспрашиваю ребят…»
На том и расстались.
В этом месте растерянному Сашику могли бы помочь пусть не конкретные, но любящие слова старушки-матери. Но Сашикова мать-старушка уже с месяц как ушла к резервному мужу, Анатолию Михайловичу, у которого числилась запасной женой от первого брака. Опыт говорил,
Такой вот завязывается в этой повести посильный драматический узел.
3
Вернулся Сашик домой уже по темноте и ни с чем. Посмотрел на мирно лежащее поверх Машинки одеяло, расстроился дополнительно. Хотел забыться посредством просмотра хорошей, положительного содержания телепередачи, но некстати вспомнил, что телевизора в доме нет после одного спорного случая. Тогда он полез за этажерку, достал водку, припрятанную на случай форс-мажора, пошагово выпил её всю с целью постановки решающего эксперимента. Он её выпил, слегка закусил, чтобы не давить градус, и лёг отдыхать на упомянутое одеяло.
Ночь прошла без происшествий.
Утром Сашик проснулся.
То есть он открыл очи, тяжко и долго смотрел на батарею центрального отопления, коричневую от времени и осадков внутри дома, затем встретил глазами Машинку, улыбнулся и снова впал туда, откуда с таким трудом выпал. Ибо для чистоты эксперимента он выпил вчера крепко, крепче обычного где-то в 2,7 р. А больше у него просто не было. Полтора часа спустя он вновь подвигал ногой, раскрыл вежды и полежал некоторое время, соображая, зачем он лежит на койке обутый, под головой вместо подушки этажерка. Затем вновь встретил глазами Машинку и, убедившись, что это ему больше не кажется, подошёл к ней и включил. Машинку заело. Сашик полежал некоторое время грудью на столе, затем послюнил палец, чем послюнилось, и смазал в одном месте возле злосчастного бормотиметра. Машинка взвыла и дала результат. Через минуту Сашик подошёл к зеркалу с ясной головой и хрустальными мыслями, осмотрел опухшую морду, вспомнил вчерашние подробности вплоть до того места, когда первый раз упал, наклонившись поднять с пола отрезок огурца. Он осмотрелся. Огурец лежал не поднятым. Сашик его достал, потёр о живот, задумчиво скушал. Затем выключил Машинку и снова задумался.
Ещё на дольше.
С одной стороны, вот же она – вековая мечта человечества! Для страны, жители которой миллионы лет мучились похмельем, это как бы волшебная палочка Ильича! Славься, Отечество, наше свободное… Но, с другой стороны, радости почему-то нет! Сашик поискал в душе насчёт радости – радости там не было. А было там, как за окном, за которым закончилось вчерашнее солнце, а сегодняшнее так и не наступило. То есть было пасмурно, и толстый кот сидел на соседнем крыльце, втянув толстую голову в воротник. С этим всем внутри Сашик пошёл на своё производство, на вторую смену, пугая коллег по механическому цеху несоответствием между трезвыми мыслями и запахом жуткого перегара, с которым эти мысли выбирались из его рта. Например, когда он приводил шлифовщице Галине слова известного педагога Клима Ворошилова о том, что «пить – здоровью вредить!», та вытирала ветошью слезящиеся от перегара глаза и торопилась якобы в туалет по небольшой женской нужде.
4
В этом месте у нормального читателя тоже может возникнуть раздражение. Всё, мол, понятно, есть изобретатель, есть его нечаянное детище; зачем автор гонит туман?! Говори, чем закончилось, – и по домам! Автор культурно говорит в ответ такому горе-читателю: «Читатель, ты куда всё время спешишь?! Привык читать на бегу всякую блевотину; уже и сам не отличишь, где заканчиваются твои мысли, а где начинается городская канализация! Не нравится – отдай чтение более умственно усидчивому!»
В конце концов.
Для остальных продолжим.
В пятницу вечером домой явился папа. Папа привёл группу экспертов. Эксперты робко окружали молчаливую Машинку, спрашивали Сашика: «А можно потрогать?» По очереди трогали Машинку кто чем, однако участвовать в испытаниях отказались категорически. Они упирали на то, что аппарат похмелительный, а кто же похмеляется на ночь глядя, только варвары! Сашиков папа, видя такое дело, недолго поколебался, затем принёс из подполья в бутылке нечто изумрудного цвета с пурпурным отливом. Предупредив, что это сусло от антенного охладителя, которое он купил у одного прапорщика Ракетных войск и артиллерии. Поэтому специалисты рекомендуют разводить ацетоном один к семидесяти. На что эксперты открыли, понюхали, временно потеряв дар речи, а обретя этот драгоценный дар вновь, резюмировали: «Что мы – немцы, разводить?!» Спустя положенное время вся группа живописно лежала вокруг стола в отключке, немного перед этим порассуждав, из чего гонят водку волжские болгары, и не допев песню «Зачем, мама, влюбляться, зачем, мама, любить?..».
Утром они тяжело поднялись, обступили стол, страшно похожие на старых гнутых морских коньков. Сашик включил Машинку. Затем выключил. После паузы все зашевелились и молча направились к выходу, по-прежнему страшно похожие на морских коньков, всё так же гнутых, но внезапно обретших разум.
Расходились тихо, стараясь не смотреть друг другу в глаза.
Папа ушёл со всеми, осторожно прикрыв за собой дверь.
5
Естественно, вокруг Сашиковой квартиры образовались смутные слухи. Вследствие этого Татьяна Викторовна заперла пивной киоск, пришла к жениху, строго сказала: «Показывай, что тут намудрил!» Пока она по-женски неуклюже осматривала Машинку, Сашик докладывал ей в широкую спину детали; сообщил про экспертов, приврав, что эксперты в общем одобрили, высказав замечания по мелочам. «Одобрили, – передразнила его невеста. – Пьянчуги!» Она восьмым женским чувством понимала, что Машинка эта вредная, что с её появлением привычный мир изменится и понесётся по кочкам. И лично ей станет плохо. Поэтому она технически неумело обзывала Машинку железной дрянью, легко отметая робкие Сашиковы возражения. В конце сказала, что приведёт настоящего эксперта, «раз ты меня не любишь». При этом она гневно хлопнула парадной дверью.
И привела в среду немолодую женщину неразборчивого пола с синяком на лбу. Уважительно называя приведённую Леонидовной. Леонидовна была женщина-легенда. Она тоже торговала пивом. Она торговала пивом на городской площади из жёлтой бочки на резиновом ходу и была как бы садгуру Татьяны Викторовны. По периметру площади располагались два небольших предприятия, парикмахерская, БУТ, эстрадно-цирковой техникум. Студенты техникума устраивали у бочки ежедневные маёвки, уважительно пропуская вперёд членов педагогического совета. Они с работягами и бутовцами облепливали бочку, словно хлопотливые пчёлки ёмкость с нектаром; топтались, жужжали, выпадали из гущи с полными бокалами, садились тут же на казахские корточки, вдумчиво беседовали; употребив, возвращались к бочке. Тогда из гущи слышались возгласы: «Куда без очереди, дядя?!» Это был как бы пароль с ответом: «Чего я без очереди, мне повторить!» Время от времени, перекрывая общий зуд, слышался сильный голос Леонидовны: «Эй, потребители, гоните пустые бокалы взад!» Короче, среди привычного мирового хаоса была некоторая гармония с центром в виде жёлтой полуцистерны, во главе с Леонидовной, строгой, ой, строгой! Но – справедливой! Всё здесь было правильно и хорошо; глядя на бочку, хотелось трудиться и продолжать жить.
Правда, время от времени гармония нарушалась, жизнь в недоумении замирала. Это случалось, когда по какой-то причине пиво не подвозили. Тогда мироздание давало ощутительную трещину, народ красноречиво безмолвствовал, холостая бочка стояла как бы с горько поднятыми бровями. В эту тяжкую годину народной скорби Леонидовна не ругалась, не бегала, не стучала, не звонила, – она вешала на бочку замок, говорила «я счас!» и шла в райком партии в чём была – в своём бывшем белом халате. Она вваливалась в высокий кабинет мимо переполоханной секретарши и в лоб спрашивала заседающих: «Чем народ похмелять будем, коммунисты называется?!» И, показывая пальцем на портрет с грудастым Карлом Марксом, приговаривала: «Не думал, не гадал наш дорогой Ильич, что у него будут такие внучата!»
В результате через час-полтора на площади стояла свежая ёмкость с пивом, даже если её приходилось везти самолётом и из соседней республики.
Да, были люди в наше время!
6
Леонидовна пришла в Сашиковы пенаты в производственной шубейке поверх халата, хозяйски осмотрела Сашика, потом комнату, в мебельной обстановке которой преобладал строгий минимализм, потом Машинку. Снова посмотрела на худощавого Сашика, сказала осуждающе: «Учат их в школе, учат чему попало, а главному, получается, не учат!» Выслушав его сбивчивую речь насчёт Машинки, покачала мудрой головой, но на эксперимент согласилась. Татьяна Викторовна на правах будущей хозяйки уважительно налила ей стакан водки, предложив бутерброд с самодельной котлетой. «Баловство это», – сказала Леонидовна про бутерброд. Она аккуратно опрокинула стакан, затем ещё полтора. Потом поделилась слухами, что водку вроде собираются совсем запретить, уже вроде уже есть тайное Постановление, и сама же слухи отвергла, горько заметив: «Ничего, сколько её, голубку, не запрещают, а она только крепчает!» Закончив вторую экспериментальную бутылку, Леонидовна задушевно спела «Заинька, попляши, серенький, попляши» – вспомнила послевоенное детство. Потом вспомнила мужа, который не утонул на Байкале, а погиб в комсомольской пьяной драке. Кратко поплакав, она посморкалась в полу халата, трезво велела: «Пора!» Когда Машинка затихла, Леонидовна с удивлением посмотрелась в большое зеркало, послюнила руку и потёрла лоб, пытаясь стереть синяк. Получив отрицательный результат, поправила сбившуюся кофту под халатом, поднесла к носу пустую бутылку, удивлённо сказала: «Ну, нормальная водка!»