И возмездие со мною (Человек боя)
Шрифт:
— Я думал, тебя убили.
— Хрен меня убьешь одной пулей! Череп крепкий, а вмес-то мозгов одна кость.
— Тогда все в порядке. Помоги-ка…
Майор с залитым кровью лицом, — пуля пропахала голову прямо надо лбом и вырвала длинную полоску кожи с волосами, сделав аккуратный пробор, — помог Ираклию встать, и они, ковыляя, поддерживая друг друга, кое-как добрались до запасного выхода с сорваннной дверью. Сошли по лестнице вниз, пересекли холл и затаились в туалете на первом этаже.
Суматоха возле Дома культуры несколько улеглась, но прибывший по
К двенадцати часам ночи шум стал стихать. Забрав трупы, омоновцы опечатали офис Ордена и удалились. Еще некоторое время слышались голоса примчавшихся на выстрелы владельцев других офисов, арендующих помещения на первом этаже ДК, затем все окончательно стихло. Домом культуры завладела мрачная, пропитанная пороховой гарью тишина.
— Уходим, — шепнул Корнеев. — Я открыл окно.
— Подожди, — отозвался Ираклий, все это время просидевший у стены в позе горы и пытавшийся подпитаться энергией с помощью медитационной техники лунггом; кровотечение из ран ему удалось остановить давно, однако вынуть пулю из плеча и заштопать дырки в шее и плече усилием воли он не смог. — Поищи пистолет…
— На кой черт тебе сейчас пистолет?! У меня есть…
— Это псигенератор… я выбросил его из окна служебки, сориентируйся, куда он мог упасть.
— Его наверное давно нашли бойцы полковника.
— Поищи.
Корнеев вылез в окно, пропадал минут десять, потом в проеме окна появилась его голова.
— Порядок, нашел! Давай руку.
Федотов с трудом взобрался на подоконник, с помощью майора сполз вниз, на асфальтовую полоску вдоль стены здания, выпрямился, шепча что-то сквозь зубы.
— Что? — не понял Корнеев, наклонившись к нему.
— Это стихи… я вспомнил… у меня друг — поэт, у него есть такие строки:
С волками выть по-волчьи не привык, Хотя всегда отчаянно кусался.
Я под ударами не сдался и не сник, И сквозь флажки, израненный, прорвался…
— Хорошие стихи, в самую точку. Но нам пора рвать отсюда когти. Куда мы теперь, Кириллыч? На Воропаева?
Словно в ответ с окраины Жуковки донеслись отчетливые щелчки, поодиночке и сериями, похожие на выстрелы. Впрочем, это и были выстрелы — пистолетные и автоматные. Жителям города, еще не пришедшим в себя от стрельбы в самом центре, в районе Дома культуры, предлагалось пережить еще одну крутую разборку.
— Это у нас? — прислушался к выстрелам Корнеев.
— Крутов! — сцепил челюсти Ираклий. — Дубневич со своими волкодавами поехал туда…
— Ну и что? Не собираешься же ты в таком состоянии мчаться на помощь?
Стрельба стихла. Прошла минута, другая, третья, однако ночная тишина больше не нарушалась ни одним звуком. Ираклий и майор посмотрели друг на друга и двинулись прочь от здания ДК, в котором разыгралась кровавая драма. Оба понимали, что остались в живых лишь благодаря капризу судьбы, но хватит ли им сил и везения, чтобы пересечь Брянщину и добраться до столицы, не знали.
ЖУКОВКА
КРУТОВ
Он шел по березовой роще, не ощущая ни рук, ни ног, веселый и довольный, и вслушивался в голос Елизаветы, напевающей что-то себе под нос, собирающей цветы и то и дело исчезающей впереди. Стволы берез буквально светились белизной, лучи солнца пронизывали рощу насквозь и превращали ее в лучезарный храм природы, прекрасней которого не было ничего на свете. Егор шелплыл в невесомости и тишине, улыбался своим мыслям, эйфорическому состоянию счастья и беззаботности, и все никак не мог догнать летящую впереди фигурку. А потом откуда-то потянуло холодом, сыростью, гнилью, солнце скрылось за иссинячерной мрачной пеленой туч, и эйфория кончилась. Тревожное чувство потери заставило Крутова оглядеться, и он вдруг с ужасом понял, что неизвестно каким образом зашел в ядовитозеленое мшистое болото.
— Лиза! — крикнул он. — Вернись! Ли-и-за-а!..
— За-а… за-а… за-а… — отозвалось со всех сторон гулкое эхо.
В ответ послышался далекий крик:
— Его-о-ор!..
— Иду! — рванулся на голос Крутов. — Стой на месте, не двигайся! — и обнаружил, что впереди расстилается черно-зеленая топь с редкой россыпью кочек. Запрыгал по кочкам, как заяц, хватаясь за искривленные стволы осинок и березок, увидел за очередным островком мелькнувшее белое платье и прыгнул туда изо всех сил, уже осознавая, что не дотянет…
— Егоор!..
Гулкий удар тела о маслянисторжавую поверхность, гул потревоженной трясины, темнота, булькающая очередь пузырей из носа и рта…
— Лиза! — хотел крикнуть Крутов, но вместо этого изо рта вырвалась еще одна очередь воздушных пузырей. Топь сомкнулась над головой, дышать стало нечем, в легкие хлынула черная мерзкая жижа…
Он подхватился на кровати и некоторое время не мог понять, где находится и что с ним. Огляделся. Небольшая комнатка с белеными известкой стенами, окно с занавесками, выход в соседнюю комнату, также занавешанный портьерой, побеленный задник настоящей русской печки, тишина. Эта комнатка так напоминала спальню в родном доме, что Егор даже приготовился позвать Осипа, однако вовремя остановился.
Шевельнулась голубенькая, в белый горошек, штора, в комнату заглянула мужская голова.
— Вы проснулись? Как себя чувствуете?
— Нормально, — сказал Крутов хрипловатым голосом, расслабился, — сон дурной приснился. Который час?
— Десять с минутами. Ужинать будете?
Егор подумал.
— Буду.
Голова скрылась. Она принадлежала одному из охранников Федотова, и находился Егор в его доме на улице Воропаева. Минут пять лежал расслабленнный и безвольный, вспоминал странный сон, отчаянный крик Елизаветы, нырок в болотную трясину, ужас удушья. Вероятно таким образом подсознание реагировало на трагедию положения. Лиза оставалась в руках «вивисекторов» психотронной лаборатории, и один Бог знал, каково ей там.