И все небо для нас
Шрифт:
– Какая же ты плотивная, Вела! – пищит позади сестра. – Злючка!
Не оборачиваюсь. Часто говорю что-нибудь не то и тут же хочу извиниться, но гордость наступает на горло и запрещает поддаваться мягкосердечию. Приходится быть жесткой «злючкой».
– Не обижайся на сестру, – говорит дядя. – У нее сейчас трудный период.
– Ты пло месячные? – как можно громче спрашивает сестра.
Краснею. Нельзя же вот так спокойно говорить о таких вещах!.. или можно?
– Нет. На плечах Веры лежит большая ответственность.
– Так она это и ланьше делала…
– Раньше все было по-другому.
Ускоряю шаг, чтобы не слушать, что Тихон наплетет сестре. Глаза щиплет, ветер сдувает редкие слезинки, размазывая влагу по щекам. Да, раньше все было по-другому. Раньше с нами была мама. Неважно, что она не могла о нас позаботиться; мы все равно были ее детьми. А теперь над нами всюду только бескрайнее пустое небо, и неизвестно, как сложится наша дальнейшая судьба.
Запрокидываю голову, чтобы солнечные лучи высушили непрошеные слезы. Я не позволяю себе плакать при сестре. Даже сейчас, когда душа истерзана и вывернута наизнанку, слезные железы едва выдавливают из себя крошечные слезинки. Есть что-то такое в моей голове, что не дает расклеиться. Какой-то внутренний держатель баланса.
# # #
Спустя несколько часов непрерывной ходьбы мы наконец делаем перерыв и прячемся под навесом остановки. За последние тридцать минут здесь не проехал ни один автобус, зато пролетают легковые автомобили и кроссоверы. В белом роскошном автомобиле замечаю семью, и мне становится завидно. Наверняка они сидят в своей коробке на колесиках, обдуваемые кондиционером, и не обливаются потом, как мы.
– Девочки, сейчас самое время сходить по делам, – говорит дядя.
– По каким делам? – невинно интересуется Мила.
Хватаю ее за руку и отвожу в сторону. Она не сопротивляется, но несколько раз повторяет вопрос. Когда спускаемся, показываю ей на кусты.
– А-а-а, так вот, что за дела.
Мы возвращаемся под навес. Дядя стоит у дороги с вытянутым пальцем.
– А что он делает? – спрашивает Мила.
– Голосует.
– Но он же молчит? – ее лицо становится изумленным. Прыскаю. – Что смешного? – в шутку обижается сестра.
– Ну, это так называется.
– А можно мне тоже так сделать?
Задумчиво кошусь на дорогу. Машин поблизости нет, людей тоже. Мы одни на обочине шоссе… жуть.
– Ладно. Только не отпускай мою руку, поняла?
– Холошо.
За что люблю сестру, так это за ее отходчивость. Она никогда долго не сердится, только в самых редких случаях. Пожалуй, если бы у детей был конкурс «красоты души», она бы там победила. Не зря мама звала ее ангелочком. Видимо, что-то знала…
– Вон глузовик! – Мила тычет рукой вдаль.
Вывожу сестру к дороге. Она с энтузиазмом вытягивает палец и подпрыгивает от волнения. Крепко держу ее за руку. Не хватало еще, чтобы она выбежала на дорогу в приступе счастья.
Гудение грузовика все ближе. Клубы пыли взмываются в воздух. Сейчас нам всем не помешала бы маска с фильтрами. Ненавижу вдыхать всякую гадость.
– Девочки, осторожнее, – кричит дядя.
Грузовик тормозит. Шины трутся о дорогу. В какой-то момент мне кажется, что прицеп заносит, и я оттягиваю сестру назад, но все это оказывается лишь моим разыгравшимся воображением.
Фура останавливается, и дверца кабины распахивается напротив Милы, гордо выставившей палец. Дальнобойщик, улыбаясь, опускает солнечные очки на переносицу и спрашивает:
– Эй, малышка, зачем ты меня остановила?
В нем нет ничего особенного. Обычный дяденька. Но волнение противным клубком сжимается внутри. Пячусь, нога соскальзывает в овраг. Тихон ловит меня за предплечье и рывком ставит обратно.
– Ты в порядке? – дядя смотрит мне в глаза, а я почему-то цепенею. Язык не шевелится, только и могу, что кивнуть. – Хорошо.
Дядя подходит к грузовику:
– Нам бы немного сократить путь до города.
– Увы, мне до него нужно повернуть, но до ближайшего поста ДПС могу доставить, – отвечает дальнобойщик.
– Сколько возьмешь?
– Дочки? – кивает в нашу сторону.
– Племянницы.
– За бесплатно подвезу. Только места в кабине маловато, придется малой сидеть у кого-то на коленках. Полезайте, – водитель пригибает сиденье.
Забираюсь первой, дядя поднимает Милу и помогает ей сесть ко мне. Дальнобойщик возвращает кресло на место и Тихон садится на него. Мы трогаемся. Окна открыты, ветерок освежает разгоряченную кожу, приятно холодит лицо.
Водитель протягивает дяде руку:
– Валерий.
– Тихон.
– Как вас-то зовут, принцессы?
Держу рот на замке, а Мила выдает наши имена восторженным голосом.
– Рад с вами познакомиться, – Валерий подмигивает нам в зеркало заднего вида.
Никакой он не маньяк. Просто водитель, неравнодушный к опаленным солнцем путникам. Мила елозит у меня на коленках, подается вперед и хватается за спинки сидений. Держу ее за талию, плотно сцепив руки в замок на ее животе.
Все трое бурно разговаривают, смеются. Тихон рассказывает про последнюю волю мамы и удочерение. Как бы ни было больно, жизнь продолжается.
8
Мне удается вздремнуть в кабине, прислонившись лбом к спине сестры. Либо мне повезло, либо она сжалилась надо мной и решила посидеть смирно, чтобы я могла отдохнуть.
– Тут в паре часов езды заправка, – сообщает Валерий, когда я наконец продираю глаза. – Нужно подзаправиться, – он похлопывает себя по животу и смеется.
Дядя и Мила подхватывают его смех. Удивительно, как легко некоторые люди могут разрядить обстановку. К сожалению, у меня такой суперспособности нет.