И все небо для нас
Шрифт:
Ухожу в ванную комнату и запираюсь внутри. Сажусь на пол и даю волю слезам, обнимая колени. Кажется, я схожу с ума.
# # #
И вот мне снова не спится. Ни душ, ни чистая голова, ни удобный матрас не помогают сомкнуть глаза и проспать до утра. Мила сопит под боком, мы вновь делим одну кровать. Этой ночью она уже не просыпается в слезах. Когда рука, просунутая под подушку, затекает, приподнимаюсь и аккуратно встаю. Бросаю взгляд на дядю, но он тоже спит. Ночью уж точно ничего не случится.
Накидываю
От скрипа двери вздрагиваю и поворачиваю голову, как это делают совы. В проеме стоит дядя и, сонно щурясь, смотрит на меня.
– Хочешь какао?
Киваю. Дядя возвращается с двумя кружками и садится рядом. Беру кружку и заглядываю внутрь.
– Что это?
– Маршмеллоу. Он чем-то похож на зефир.
– И что с ним делать?
– Ты его не пробовала?
Качаю головой. Отвечать на очевидные вопросы не хочется.
– Просто пей какао и закусывай им.
– Ну, не знаю, а вдруг ты решил меня отравить? – принюхиваюсь.
Дядя тихо смеется, достает из своей кружки маршмеллоу, показывает мне и сует в рот. Активно жует, затем показывает язык.
– Можешь подождать пару минут, но какао остынет.
Вздыхаю и впериваю взгляд в напиток. Запах приятный, шоколадно-молочный. Напоминает о наших с мамой посиделках до того, как родилась Мила. Тогда все было просто и я не переживала из-за каждой мелочи, касающейся сестры. А еще у меня в ту пору еще не выскочили прыщи…
– Вера, – приподнимаю голову и смотрю на дядю, – ты все еще не хочешь поговорить?
– О чем? – равнодушно пожимаю плечами и делаю глоток, жую кусочек маршмеллоу. Сахарно-воздушная масса наполняет рот. Мягко и вкусно..
– Ты слишком сильно беспокоишься за сестру. Так обычно переживают матери.
– А тебе-то какое дело? – внутри словно все обрастает колючками. – Я за нее отвечаю. И не переживу, если с ней случится что-то плохое. А ты… я тебе не доверяю.
– Неужели я дал повод?
Отвожу взгляд.
– Понимаю, – начинает дядя тихим спокойным тоном, – у тебя нет ни одной причины доверять мне. Я для тебя чужой человек и не стану близким за такое короткое время. Но доверие – это мост между людьми, Вера. И его надо строить.
Гнев отступает, уступив место горькому послевкусию непонятного чувства. Отпиваю какао и жую еще один маршмеллоу.
– Я никогда не причиню вреда ни тебе, ни Миле, – дядя протягивает руку, – обещаю.
Колеблюсь. А вдруг это ловушка?..
Поёживаюсь от внезапного ночного ветра. Пауза затягивается. Нужно ответить или проигнорировать жест дяди.
– Не могу, – стыдно за собственную беспомощность и нерешительность. – Я не могу просто взять и начать доверять тебе.
Дядя опускает руку.
– Ничего страшного. Просто знай, что всегда можешь прийти ко мне, – он поднимается и забирает с собой кружку. – Спокойной ночи, Вера.
Провожаю его взглядом, пока он не скрывается в доме.
Доверие и вправду как мост между людьми. Вот только мост за два дня не строят, ведь при неосторожной нагрузке он развалится.
4
10
– …ла!
Слышу писклявый голос сестры, силюсь разлепить глаза, но не выходит.
– Вела! Вела, вставай! – Мила больно хватает меня за плечи и потряхивает.
От ее пальцев у меня остаются синяки. В школе однажды заподозрили, что меня бьют дома, и отправили соцпедагога проверить, все ли в порядке.
– Ну Вела-а! – Мила с размаху шлепает меня по попе.
Глаза открываются мгновенно: подскакиваю и несусь за сестрой, размахивая подушкой.
– Ты меня ударила! – наказываю ее подушкой.
– Вставать надо было! Бе-е! – смеясь, Мила убегает за угол.
Не успеваю затормозить и врезаюсь бедром в стол. Он овальный, но все равно больно.
– Чего тебе, Хоббит? – зеваю, потягиваясь, и потираю ушибленное место.
Убедившись, что я ее не трону, сестра берет меня за руку:
– Идем, – и куда-то ведет.
Мы выходим на террасу. Неподалеку дядя разговаривает с кем-то у машины. Когда он оборачивается, в его руках холщовый мешок. Он что, купил картошку?..
– И чему ты так радуешься? – спрашиваю у сестры.
– Там кукулуза! Настоящая! – с возгласом Мила несется к дяде.
На кухне он заворачивает края мешка, показывая спелые кукурузные початки.
– Как вам такой завтрак, девочки? – улыбается Тихон.
Мила хватает початок, но я отбираю его, тщательно промываю, и только потом отдаю обратно. Сестра вгрызается в желтые зерна.
Никогда не ела спелую кукурузу, только консервированную и то в салатах.
С недоверием кошусь на дядю, но он притворяется, что не замечает этого. Тогда я беру початок, хорошенько промываю и пробую на вкус.
– Ну как? – спрашивает.
Пожимаю плечами. На вкус не очень.
– Вкусно! – выдает Мила. – Поплобуй, дядя!
Желудок панически сжимается. Она снова назвала его дядей. Прошло всего несколько дней, а Мила уже готова ему все простить за какой-то кукурузный початок.
– Больше не хочу, – отдаю ему свою полуобгрызенную порцию и ухожу в ванную комнату.
Здесь, в отличие от гостиницы, есть средства для ухода за кожей. Конечно, не те, которыми я пользовалась дома, но в последний год россыпь прыщей лишь увеличилась, и никакие новые пенки, гели или маски не помогали мне от нее избавиться. Стресс с лица так просто не смоешь.