I wanna see you be brave
Шрифт:
Папа замолкает. Я резко встаю со стула, отчего тот с грохотом падает на пол.
— Джессика, тебе есть, что сказать по поводу Стайлза, Дерека и Уилла?
В нескольких шагах от меня стоят трое молодых людей, но я смотрю только на брата.
— Дженим… Ты ведь не предатель, правда?
Звучит по-детски наивно, но никто не смеётся. А я не хочу быть ответственной или объективной — только не сегодня.
— Нет, — Стайлз качает головой. — Конечно нет, Джессика! Я бы никогда… Я бы не смог… Предать родного отца и родную сестру… Лучше смерть.
И
— Они бы никогда не предали людей, которыми дорожат, — произношу я. — Кровь и чувства никогда не будут важнее фракции. Они делали это не по своей воле, и потому заслуживают прощения.
Раньше бы меня пристыдили за такие слова, но сейчас все поддерживают тихим гулом и улюлюканьем. Со Стайлза и других снимают веревки, фиксирующие запястья. Он тут же идёт ко мне, и я незамедлительно обнимаю его.
— Я не справился, — шепчет Стайлз. Я слышу слёзы в его голосе. — Я чуть не убил папу…
— Всё хорошо, — мягко произношу я. — Чтобы разочаровать меня, тебе придётся хорошенько постараться.
— Я не сказал им, что Дерек действовал по собственной воле. У него были на это очень важные причины, он не мог поступить по-другому. Я не сказал, потому что иначе пришлось судить его по-другому…
— А что делать с Эриком? — спрашивает кто-то из толпы.
Я выпускают Стайлза из объятий. Буквально из ниоткуда за моей спиной вырастает Четыре.
— Эрик принадлежит фракции Лихости, и судить его мы будем по своим правилам, — отвечает Тобиас и поворачивается к моему отцу. — Если позволите.
Папа не говорит нет.
— Просто скажи мне, зачем?
Я присаживаюсь перед ним на корточки. Теперь моё лицо намного ниже уровня его лица. Он смотрит на меня из-под опущенных ресниц, таких длинных, что любая девчонка обзавидуется.
— Тебе не понять.
На его лице лёгкая улыбка. Он не издевается и не смеётся надо мной. Он действительно верит в то, что его причины выше моего понимания.
— Не будь дураком, Эрик. Уже поздно играть в крутого парня — мы поймали тебя. Мне нужен простой ответ на простой вопрос. Ты же сам хотел поговорить со мной.
— Помнится, инициатива была твоя.
За моей спиной скрипят половицы, и я оборачиваюсь. Четыре нервно переминается с ноги на ногу.
— Четыре…
— Он тебе ничего не скажет, — отвечает Тобиас. — Как не пытайся. Он прекрасно понимает, что его ждёт, скажет он правду или нет.
Я устало закрываю глаза и массирую виски указательными и средними пальцами.
— Если он выйдет, разговор пойдёт намного лучше, — произносит Эрик.
Вот теперь он издевается.
— Четыре? — прошу я, не открывая глаз.
— Нет, — отрезает Тобиас. — Я не оставлю тебя наедине с ним.
— Я привязан к стулу, Четыре. Если бы я захотел, мне бы не удалось коснуться её даже пальцем.
Я поворачиваюсь на друга. Четыре скрещивает руки на груди.
— Пожалуйста, подожди за дверью, — стенаю я.
Четыре хмурится и что-то бурчит себе под нос, но всё-таки выходит. Перед тем, как закрыть за собой дверь, он бросает на меня и Эрика беглый обеспокоенный взгляд.
— С каких это пор Четыре — твоя личная охрана? — интересуется Эрик, склонив голову на бок.
— Это называется дружба, — парирую я. — Тебе не понять — и это вполне объяснимо.
Губы Эрика кривятся, словно он съел что-то кислое.
— Однако, Четыре прав — я прекрасно знаю правила своей фракции. И когда вы убьёте меня? Как только я выдам вам всю информацию?
— Не знаю, — честно отвечаю я. Выпрямляюсь, обхватываю корпус руками и продолжаю: — В любом случае, мы будем сидеть здесь столько, сколько понадобиться.
— У вас не осталось так много времени, по моим подсчётам, — нарочито небрежно роняет Эрик.
Я замираю.
— Что ты имеешь в виду?
— Зачистку. Возможно, вы убили Макса и схватили меня, но Джанин знает, как довести план до конца. Ведь это она его придумала.
— В каком смысле? Ведь это вы сами приказали Эрудиции создать сыворотку взамен на неприкосновенность!
Эрик пожимает плечами. Ему явно доставляет удовольствие выдавать мне информацию по крохам.
— Ты смотришь на историю со своей ограниченной стороны, Вдова. А на самом деле, их бесчисленное множество.
В Эрике говорит эрудит. В который раз я убеждаюсь в том, что бывших среди однажды ставших частью какой-либо фракции, не бывает.
— Меня зовут Джессика, — поправляю я.
Эрик вопросительно выгибает бровь, но лишь на мгновение. Затем он слегка откидывает голову назад и принимает максимально расслабленное в его ситуации положение.
— Да уж, Джессика. Знаешь, именно поэтому ты и не смогла понять, зачем мы всё это устроили. Все эти годы я проверял тебя на прочность: сгибал, крутил, ронял, бил — но ты не ломалась. Ты была Вдовой в моих глазах; твои собственные глаза горели огнём и азартом. Но это лишь та ограниченная сторона, которую я видел. Точнее, которую хотел видеть. Ты всегда была больше Джессикой, чем Вдовой. Та милая девчонка из Товарищества, которая зверски меня бесила, никуда не ушла. Она всегда была рядом, а иногда даже проскакивала на первый план. В те моменты я тебя ненавидел, потому что ты была слабой, но вот Вдову… Вдову я любил.
Я смотрю на Эрика и не понимаю, врёт он или нет. Смотрю и не знаю, что должна ответить на это. А Эрик словно чувствует моё смятение, и оно лишь раззадоривает его.
— Сейчас ты Джессика. Тебе страшно и больно от многочисленных потерь. Но вчера ты была Вдовой. Ты сражалась за то, что было тебе дорого, ты пришла одна, зная, что тебя ждёт смерть, ты была бесстрашной. И это единственная причина, почему я позволил тебе выиграть.
Я не знаю, что на меня находит. Сначала я прищуриваюсь и долго смотрю в глаза бывшему лидеру Лихости, а затем начинаю смеяться, как ненормальная, и даже лицо Эрика приобретает смущённый вид.