И жизнь моя – вечная игра
Шрифт:
– Ты пока подумай, что надеть. А я к Юрию Александровичу загляну...
Хлопнув ее по аппетитному заду, он отправил ее на место, а сам зашел в кабинет к главному инженеру. Просторное помещение, новенькие дубовые панели, гарнитурная стенка из натурального дерева. Стол чуть ли не в ширину коридора, в кожаном кресле с высокой спинкой – седовласый мужик с огромными, как у гоголевского Вия, бровями. Философская поза – правая рука подпирает щеку, просветленно-задумчивое лицо, в глазах неустанная забота о судьбах большого завода. Тимофей вспомнил, что ему приходилось его
– Наше тебе с кисточкой, Юрий Александрович!
Тимофей уверенным шагом прошел по ковровой дорожке, без приглашения занял место за приставным столиком.
– Ну и что тебе нужно? – не меняясь в лице, грубо спросил Силантьев.
– Да вот, плевалку тебе принес.
Развалившись на стуле, Тимофей извлек из кармана куртки дешевую стеклянную пепельницу, поставил ее на основной стол и движением пальцев подтолкнул ее поближе к хозяину кабинета.
– Это что значит?
– А это, чтобы ты сюда плевал. А на меня плевать не надо.
– Ничего не понимаю.
– Тимофей меня зовут. Орлик фамилия...
– А-а, так тебя Надя прислала.
– Я тебе не курьер, чтобы меня присылать...
– Что тебе надо? – свысока посматривая на него, недовольно спросил Силантьев.
– На работу пришел устраиваться.
– Да, Надя что-то говорила про тебя. Ты раньше на заводе работал, до армии... Кем ты работал?
– Механический цех, технолог по механической обработке.
– Не думаю, что есть вакансии.
– Да ладно, вакансий нет. От вас люди как от чумы бегут, работать некому...
– А я говорю, вакансий нет.
– Будет вакансия. На твое место.
Тимофей невозмутимо вынул из кобуры под курткой тяжелый пятнадцатизарядный «Браунинг», в безмятежной задумчивости передернул затвор и вернул пистолет на место.
– Э-э, я сейчас охрану вызову, – вжавшись в кресло, бледный как альбинос, оторопело пробормотал Силантьев.
– Какая охрана? – от души засмеялся Тимофей. – Три склеротика-инвалида с наганами, да?..
– Милицию...
– Милицию ты не вызовешь. Потому что жить хочешь. Я человек добрый, но собаками меня травить не надо. Я ведь разозлиться могу... Орлик моя фамилия.
– И... И что?
– Теперь я за заводом смотреть буду. Раньше Захар был, потом Козьма, теперь я...
– А-а... Я не знаю, кто там за чем смотрел...
– А это, Юр-Саныч, не твоя головная боль. Не ты за бардак платишь. Хотя и ты с этого имеешь, – сказал Тимофей и многозначительным взглядом обвел кабинет.
Дескать, хорошо живешь, если такую обстановку можешь себе позволить.
– Какой бардак?
– А который ты с директором на заводе развел. Но разговор не о том. Завтра Надя на работу выходит. Танюху свою можешь оставить, пусть она тебе чай-кофе таскает. А у Нади руки белые, ей холопская работа не полагается. Она у тебя белую работу будет делать. Ты меня понял?
Силантьев, похоже, не знал в полной мере, какую власть представляет Тимофей. Он еще не понимал, какой опасности подвергает
– Я спрашиваю, ты меня понял?
– Да.
– Ну и молоток... А теперь пошли.
– Куда?
– К директору на совещание...
Директор завода был на месте. Но в кабинете с ним находился начальник литейного цеха. Не обращая внимания на Богатова, Тимофей подошел к его подчиненному, навис над ним, вгрызаясь в него едким гипнотическим взглядом.
– Тебе уже пора, – не сбавляя натиска, монотонно произнес он.
Психическая атака удалась: начальник цеха не выдержал высоковольтного напряжения.
– Да, да, пора...
Хлопнув себя по лбу, якобы вспомнив о чем-то неотложном, вышел из кабинета.
– Что вы себе позволяете, молодой человек? – оправившись от неожиданности, грозно спросил директор.
Кабинет у него был покруче, чем у главного инженера. И сам он выглядел гораздо более внушительно, чем Силантьев. Откормленное лицо, щеки в глубоких морщинах, если не сказать, прорезях. Крупный с наростами нос, коротко обрубленный подбородок, могучие плечи, еще более могучий живот. Тимофей не стал садиться в его присутствии. И напуганный Силантьев ошибочно воспринял это как смирение перед мощью директорской власти. Приободрился главный инженер, расправил свои мокрые крылья, то есть брови...
– Петр, это Нади Орлик брат, – пояснил он. – Говорит, что за нашим заводом смотрит...
– Орлик?!.. За нашим заводом смотрит... – нахмурился Богатов.
Он продолжал изображать из себя Зевса-Громовержца, но взгляд уже поплыл. И сам он начал сдуваться как шарик с плохо завязанным хвостиком.
– Да, слышал я такое... Так это ты, значит, Орлик? – опасливо посмотрел он на Тимофея.
– Значит, я.
– А если не ты?.. Может, однофамилец... Орлик – это фамилия твоя, а у него, может быть, кличка...
– Ты в окно выгляни.
Знал Тимофей, что Богатов тертый калач. Поэтому все у него было наготове.
Директор выглянул в окно и увидел полудюжину крепких парней, опирающихся на бока двух иномарок.
– Хочешь, сюда их позову? – насмешливо спросил Тимофей.
– Нет, нет, не надо, – напуганно мотнул головой Богатов и угодливо посмотрел на него. – Чай подать или кофе?
– Чайком угостить меня хочешь? Как дорогого гостя, да?
– Хороший чай, цейлонский, настоящий...
– Хороший чай – хорошие отношения, да? – задушевно улыбнулся Тимофей.
– Ну, надеюсь, что конфликтовать мы не будем. Я всегда исправно платил...
– Глупо резать дойную корову в голодный год. Но что делать, если она сама напрашивается?
– Резать? Корову?
– Ну да.
Тимофей продолжал доброжелательно улыбаться, но ствол его пистолета уже подпирал взмокший лоб Петра Васильевича.
– Сестру мою поиметь хотел?
– Не-ет, – обморочно закатывая глаза, протянул тот.