Идальго
Шрифт:
— И чем же я вам лично помогать буду? — Николай переключился в режим откровенного сарказма.
— Я думаю, что до завершения всех работ по завоеванию мирового господства нам не стоит светить как источники финансирования проектов, так и наше сотрудничество вообще.
— Что не надо делать?
— Ну, не надо, чтобы об этом все знали. Вам граф Голенищев-Кутузов презент наш передал?
— Это вы про эсмеральд?
— Изумрудов и на Урале немало, так что если вы — не лично, а через доверенных людей — горстку изумрудов толкнете, скажем, амстердамским ювелирам… задорого…
— Что сделаю?
—
— Я понял. То есть у вас с собой изумрудов на полмиллиона?!
— Нет, что вы! Я столько изумрудов хочу лишь поменять на деньги для того, чтобы у посольства были средства на содержание… и на оплату всего, то для железной дороги потребуется.
— Хм… я вам в этом помогу. А… а когда… а вы мне можете показать ваше судно в плавании? В небольшом, не более чем на день.
— Завтра устроит? В восемь утра, к восьми вечера вернемся обратно в Санкт-Петербург.
— Завтра? Вы пойдете от вашего… посольства?
— Давайте так договоримся: в восемь я вас буду ждать у Дворцового причала. То есть перед мостом, он же с рассветом реку перекрывает?
— Хорошо, я принимаю ваше приглашение.
На причале, когда к нему подошла яхта, толпилась уже приличная кучка народу. Я ее оглядел и сообщим Николаю, что на борт готов взять не более шести человек:
— Ваше величество, по ряду причин, в которых вы сами разберетесь, когда мы будем уже в море, больше людей я взять просто не могу. И внутрь корабля я их не пущу — а о причинах этого я вам лишь скажу. Так что советую взять лишь тех, кто не успел еще позавтракать… у меня нет ни малейшего желания еще и палубу после вашего визита мыть, да и вам будет неприятно.
Николай лишь хмыкнул и распорядился, так что на борт поднялись лишь четверо из «и сопровождающих его лиц». После чего яхта неторопливо отошла от причала и устремилась к морю. А когда она вышла на простор, «неторопливо полетела» к Кронштадту.
— Действительно, — повернулся ко мне Николай, — ход у корабля вашего весьма неплох.
— И если мы обо всем договоримся… Примерно половину каждого года ветра и течения благоприятствуют судовождению между Балтикой и Ла-Платой, большое грузовое судно с двумя сотнями тысяч пудов груза легко совершит рейс в один конец менее чем за два месяца. И вы в России такие суда выстроить сможете.
— По вашим проектам?
— По вашим, я лишь расскажу, как их нужно будет проектировать.
— Будет, вероятно, очень интересно: я даже подумать не мог, что можно строить суда, на которых сотню тысяч пудов груза погрузить возможно.
— Это несложно, и мне кажется, что основными судами на этом маршруте будут суда, перевозящие уже по три сотне тысяч пудов.
— А строить их нужно будет из ваших уругвайских деревьев? Поскольку сдается мне, что даже дуб для столь больших судов…
— Их нужно будет строить из стали, как моя яхта выстроена: вы правы в том, что никакое
— Я заметил… а как же вы экипаж управлению всем этим обучить смогли?
— Это тоже не особо сложно, — я едва смог скрыть торжествующую улыбку.
— А что же вы матросов своих не выпускаете? Изнутри, поди, парусами-то управлять куда как сложнее…
— Матросов… Ваше величество, мы уже к Кронштадту подходим, так я предлагаю вашу свиту там высадить — и тогда я смогу вам, но исключительно вам одному показать, как управления сим кораблем происходит. Поверьте, вы узнаете многое, что позволит вам принимать самые лучшие решения и в управлении державой вашей.
— А вы меня не похитить решили?
— Уж не настолько я и идиот, да и свита ваша, если бы я похищение задумал, всяко помешать мне в злом умысле была бы не в состоянии. Я просто хотел бы вам показать истинные возможности «Девы Марии», на что потребуется часа четыре. Может, чуть больше — тут уж от погоды зависит.
— Ну хорошо. Эй, постойте, а как ваш корабль так ловко в причалу-то подходит, когда ни одного моряка на палубе нет? Окна-то не особо велики…
— Ну что, ссаживаем попутчиков?
Когда яхта все так же неторопливо отвалила от причала Кронштадского порта (оставив на берегу очень недовольных случившимся офицеров свиты), я пригласил Николая в рубку. Правда, экраны системы управления были погашены (незачем русских царей смущать «иностранными технологическими достижениями»):
— Вот это, ваше величество, зал управления яхтой. Собственно, именно отсюда все управление и ведется… ну, я так думаю.
— Думаете? А где же рулевой?
— Здесь. Вы пока присядьте в это кресло, и я попрошу вас пристегнуться: на высокой скорости яхту ну очень сильно мотает, посему эти ремни и называются «ремнями безопасности». Вот, тут вот так ремень застегивается… я тоже пристегиваюсь — потому что совсем не хочу головой проверять прочность пола или стекол. А теперь поподробнее поясняю: рулевой именно здесь и находится, а вообще весь экипаж яхты здесь размешается. Сейчас кроме нас двоих на яхте больше и нет никого… из людей. — Я перешел на испанский и отдал команду железяке, голосовую: — Экономичным ходом у Гогланду под парусами и мотором, приоритет отдавать скорости линейного хода.
— Вы что… — начал было император, но замолк: железяка мне ответила. Своим обычным спокойно-равнодушным тоном:
— Ожидаемая линейная скорость пятьдесят два километра в час, ожидаемое время в пути три часа двадцать минут…
— Это кто? — испуганно дернулся Николай, нервно оглядываясь. — Вы же сказали, что на судне никого вообще нет… или вы баб за людей не считаете?
— Женщин я людьми считаю, но людей на яхте кроме нас двоих действительно нет. А управляет яхтой дева Мария, она же мне и ответила, когда я попросил ее яхту в желаемое место направить. Она сказала, что скорость в пути ожидается… Дева Мария, уточни скорость в узлах, — поинтересовался я у железяки. — Вот, она говорит, что скорость будет двадцать восемь узлов и плыть нам три часа с небольшим.