Идальго
Шрифт:
— Вы, как мне известно, довольно близки к императору. Попробуйте с ним договориться о том, чтобы он выделил мне, из казенных земель и с казенными же крестьянами, сотню тысяч десятин — и я вам покажу разницу уже через пять лет. Но вы и сей срок большим назвать можете, а посему предлагаю начать с малого: десять тысяч десятин, тысяча душ — не в собственность, а во временное пользование, и не с целью прибыль получить, а только для нужд демонстрации — и уже на третий год — это нынешний считая, который уже на селе уже, считай, завершился — я дам самые
— Просимое-то получить труда большого нет, особенно если Егору Францевичу сказать, что все расходы на крестьян казенных вы на себя взять готовы. Но опасаюсь я, что все же душу мужика русского вы не постигли, а потому ждет вас одна лишь неудача.
— Ну а я так не думаю. И тем более не думаю, что мне уже по просьбе моей земляного масла их Баку десять бочек сюда доставили.
— А какое отношение масло сие к вашим сказкам имеет? Им, конечно, хорошо колеса смазывать…
— А вот этого я вас заранее говорить не стану.
— Удивляюсь я, на вас глядя: вы запросы выдаете… не то, чтобы непомерные, но более чем странные, а объяснять их вовсе не желаете. Так мы вообще ни о чем не договоримся!
— Тогда пойдем еще одним путем: через две недели, считая с этой минуты, я вам покажу совершенно новое изделие. Которое России за год принесет денег больше, чем все крестьяне Санкт-Петербургской губернии. И когда вы сами уверитесь в том, что эти слова мои окажутся истиной, то и все остальное вы мне постараетесь дать. То есть не вы, а император… и Егор Францевич, конечно.
— Ну… значит, разговор наш через две недели и продолжим, я вас правильно понял?
— Совершенно верно. Разрешите откланяться?
Глава 14
Керосиновая лампа произвела на Александра Христофоровича очень сильное впечатление. Ну то, что светила она ярко и красиво, тоже сыграло свою роль, но впечатлился он по иному поводу:
— Лампа ваша диво как хороша, но мне интересно, каким манером сия лампа доходу дать России сможет больше, чем вся губерния столичная?
— Саму лампу сделать, включая расходы на металл, стекло и работу, обойдется недорого, хорошо если в рубль она встанет, а если постараться, то и в полтину уложиться можно. Причем постараться явно стоит: мало кто за нее будет готов больше рубля платить.
— И где же здесь вы выгоды видите?
— Горит в ней выпаренная из нефти, что мне привезли, часть, именуемая керосином. Из двадцативедерной бочки нефти трудами самыми невеликими керосина добыть можно ведер, думаю, шесть. И вот если бутыль в два с половиной фунта продавать владельцу такой лампы за четвертак — а этого лампе хватит как бы не на месяц — то каждый покупатель лампы за год продавцу керосина доход принесет в три рубля. То есть бочка нефти принесет уже восемнадцать рублей.
— Вы такие суммы называете, что аж дух захватывает!
— А вы, Александр Христофорович, вспомните, как я просил Апшерон казенной собственностью объявить и землю там
— Да уж, миллион — вообще не деньги рядом с чистым доходом в восемнадцать рубликов!
— Так вот, вложив этот миллион Россия сможет там, возле Баку, добывать уже свыше двадцати тысяч бочек нефти… в день. Сами понимаете, при таких раскладах лампы керосиновые можно людям вообще бесплатно раздавать!
— Двадцать тысяч… по восемнадцати рублей… в день… — Бенкендорфа заклинило.
— Я же посчитал, в год получается сто тридцать миллионов. Неплохой приварок к державному бюджету, как вы считаете?
— Это… это… а как оттуда столько вывезти-то?
— А зачем, вы думаете, я тут с производством стали заморачиваюсь, дороги железные придумываю?
— Но ведь это очень далеко! И дорогу туда проложить — это же сколько времени потребуется!
— А вы очень спешите?
— Что? Я не… Нужно же немедленно об этом императору сообщить! Идемте быстрее! И лампу свою захватите! Хм… двадцать тысяч бочек… Ну что вы расселись? — А затем, глядя на мою улыбающуюся физиономия, он немного остыл и с сильным подозрением в голосе решил уточнить: — Вы это пошутить изволили?
— Разве что немного: я думаю, что при миллионных затратах и сто тысяч бочек в день добыть будет несложно, вот только на такое количество керосина мы нескоро покупателей найдем. Ну да ничего, постепенно и покупатели подтянутся…
— Александр Васильевич, мне ваши шутки кажутся все же…
— Да не шучу я. Александр свет Христофорович, не шучу! Вы уж меня за дурака набитого не держите, сами подумайте: я когда еще Николая просил Баку национализировать целиком?
— Что, извините, просили?
— Сделать неотторжимой собственностью Державы. Я уже тогда знал, какие деньги там в земле лежат, но пока не было у нас даже зачатков промышленности, способной помочь России те деньги поднять, я занимался промышленностью, а теперь время пришло копеечку-то поднять. Но вы лучше вот о чем подумайте: нефть — она ведь много где в земле водится, другие прознают, как из нее керосин получать — и доходы наши в десятки раз упадут. Так что вашему ведомству надлежит в первую очередь озаботиться тем, чтобы в Баку ни один иностранец не проник, да и людей туда на работу нужно брать… проверенных.
— Я… я понял, немедля этим и займусь. Только… Александр Васильевич, все же давайте к императору сначала пойдем. Думаю… знаю, что вы опять из своих средств добычу там поднять сможете, но ведь не дело, когда о державе Российской иностранец печется более, чем император. Да и деньги Россия на дело такое точно изыщет, надеюсь, что Егор Францевич под него и мать родную барышникам заложить без раздумий готов будет. Ну давайте все же навестим императора, а?
Николай оказался менее эмоциональным товарищем, и вдобавок гораздо более прагматичным: