Идальго
Шрифт:
— Я вам такого не говорил. И откуда я знаю, что папа поддерживает и что нет? Он вообще мирскими делами старается не заниматься, а я — вы постарайтесь это запомнить и нигде не сказать что-то иное — сюда направлен развивать выращивание хлопка.
— Ну да, конечно хлопка! Дон Диего в этом году приготовил четыреста тюков для продажи…
— Но это же очень мало!
— Да-да, конечно. Я думаю, что церковь поможет вам получить земли, для выращивания хлопка годные. С пеонами… некоторую помощь мы тоже окажем… посильную помощь. А вы будете этим сами лично заниматься?
— У вас есть готовые помощники? Я бы с радостью… — но попик договорить мне не дал.
— Понимаю, понимаю… мы этот вопрос обсудим. Но
Ну да, вляпался я по полной. Оказывается, нет еще никакой Восточной республики. А теперь еще и местные попы считают, что меня папа прислал такую тут организовать — и ведь деваться точно некуда, без полных баков и еще полностью уставленной бочками с маслом палубой я до Европы просто не доплыву: эта железяка мне очень наглядно нарисовала господствующие ветра и течения. Благодаря которым в этой заднице мира… то есть в потру Монтевидео стоит только два небольших кораблика — да и то шныряющие, по словам моего странного собеседника, между Монтенвидео и Буэнос-Айресом.
Так что придется, похоже, мне этим хлопком всерьез так заняться. А вот насчет республики — тут надо очень сильно подумать. Впрочем, черт с ней, с республикой, мне о масле думать нужно, и думать очень быстро!
Думать быстро про масло получилось не очень: уже на следующее утро ко мне приперлась целая делегация местных господ во главе с тем самым священником, которого звали Дамасо Антонио Ларраньяга Пирес, и начали со мной обсуждать провозглашение какой-то Восточной банды независимой республикой. То есть я знал, как переводится испанское слово «banda», но русский-то язык я не забыл!
Беседовали мы в небольшом помещении, которое я решил считать «кают-компанией»: это были первые две каюты яхты после рубки, но в Мексике их, вероятно, решили не огораживать, но койки убирать не стали — и получилась комнатка во всю ширину суденышка с двумя большими… скажем, диванами по краям. Проходная такая комнатка, но впятером там оказалось довольно не тесно. А ко мне вся эта банда приперлась потому, что разговор был строго «антигосударственной направленности». Молчать в такой ситуации мне было как-то неловко, так что я кое-какие вопросы позадавал (и узнал, что территория, занимаемая этой «бандой» раза в два больше известного мне Уругвая). Причем заметную часть уже успели отъесть подданные португальского короля — и именно это не нравилась всем моим гостям.
Мне тоже это не нравилось. То есть не то, что португальцы что-то отъели, а то, что эти парни ко мне пришли политические вопросы решать. Но приходилось сидеть и делать заинтересованное лицо. Однако когда этот Антонио Ларраньяга решил задать мне прямой вопрос, внезапно «проснулась» железяка и приятным голосом сообщила, что «со стороны Буэнос-Айреса на расстоянии в сто шесть миль в Монтевидео направляется крупное судно со скоростью семь с четвертью узлов и ее прибытие в порт ожидается через пятнадцать с половиной часов». Ну забыл я функцию оповещения отключить!
Ну забыл — и забыл, в такой ситуации нужно просто сделать морду кирпичом и притвориться, что ничего не случилось. И я притворился, а вот гости вскочили — причем все, и один — видимо не придумав ничего более умного — спросил:
— А откуда она знает, что до корабля что шесть миль? И что он большой?
— Ей сверху далеко видно, а я специально попросил информировать обо всех судах, которые она поблизости заметит. Вот сейчас заметила — и проинформировала.
— Кто заметил? — по-настоящему дрожащим голосом поинтересовался священник, нервно оглядываясь: ведь вокруг никого не было, да и я предупредил, что на борту, кроме меня, только два подранка на палубе загорают.
—
— Так, господа, вставайте, она вас не слышит. И не видит, так что пол коленями напрасно протирать точно не стоит.
— А вас она видит? Слышит? — уже относительно спокойным голосом уточнил попик.
— Сейчас — точно нет, — совершенно честно ответил я. Потому что проклятая железяка воспринимала некоторые обращенные к ней слова лишь тогда, когда я сидел в капитанском кресле, да и то чаще всего на вопросы отвечала стандартным «К сожалению, я вас не понимаю. Введите ваш вопрос с клавиатуры». Впрочем, ее распознавалка голоса потихоньку обучалась…
— А вы могли бы попросить у Неё покровительства в нашем деле? — выделив голосом «неё», поинтересовался один из визитеров. Очень деловой поход проявил, что уж там.
— Попросить — могу. А вот получите ли вы его… давайте этот вопрос обсудим… дня через три. А сейчас… мне же нужно заниматься хлопком, если вы забыли.
— Да, конечно, хлопок для нас — это самое важное. Я думаю, что у дона Диего осталось немало семян этого замечательного растения…
Вообще-то комп на яхте оказался довольно интересным. То есть это был не один комп, а пара дюжин блейд-серверов, объединенных в единую локальную сеть. С выходом на глобальную — но этот выход сейчас стал бесполезен, но и внутри нашлось много интересного. Правда, в базе данных кроме кучи инструкций по ремонту всего, что могло на яхте и вокруг нее сломаться, ничего не было важного (если важными не считать сборники католических молитв на все случаи жизни, которые я запускал на прослушивание, когда мне не спалось) и кучи карт погоды и течений вообще ничего не было. Но были инструменты для отладки программ, да и сами программы (заметной частью с исходными кодами) для меня лишними не были. По крайней мере я сумел слегка так функциональность железяки расширить (просто сняв запрет на выполнение отдельных модулей), так что она теперь и тексты мне вслух читала, и фильмы показывала.
То есть фильмы были, мягко говоря, вообще не художественными: в компе нашлась знакомая мне программа, выполняющая анимацию картин. Да и картин мать Мигеля (или он сам, в память о матери) на компе собрал немало, так что пришлось мне слегка так поработать художником. В фотошопе поработать, убирая «лишних персонажей» с Сикстинской мадонны Рафаэля. А потом привязывая точки на портрете к фреймам аниматора. Работенка, вообще говоря, занудливая и скучная, но ведь жизнь во все времена, похоже, идет по простому принципу: если ты не занимаешься политикой, то политика займется тобой. А мне было нужно масло, много масла — но по всему выходило, что просто так масло получить не выйдет.
Насчет «трех дней» я все же погорячился, покорячиться и повыделываться мне пришлось пять суток, присеем практически без сна — и хорошо еще, что с едой теперь проблем не было, мне с берега таскали «лучшие блюда» в таких количествах, что я опасался, уж не зажрутся ли Пепе и Рико. Но получилось терпимо, к тому же я смог привязать распознавалку моего голоса в микрофону, установленному в кают-компании. И после всего этого я снова пригласил уже знакомых мне товарищей в гости.
Каюта немного преобразилась: я вытащил наружу ранее спрятанный в нишу под потолком телевизор на пятьдесят два дюйма, вывел на него в качестве заставки ту самую мадонну (в исходном виде) — в общем, выглядело все как будто в двери в рубку появился новый витраж. И когда все собрались, началось представление. Впрочем, особо нагнетать я не стал, а просто — когда все расселись на диванчиках, повернулся к монитору и «произнес кодовое слово»: