Идальго
Шрифт:
Еще пришлось немного покорячится, чтобы картинка правильно показывалась на вертикально повернутом экране — но это было проблемой вообще мелкой, много времени ее решение не заняло, так что для шоу было практически все готово. Правда, во всем этом оставалась одна мелкая заковыка, которая могла «всё испортить»: проведенные эксперименты показали, что железяка отлично отличает мой голос от прочих — однако в качестве подопытных кроликов у меня получилось использовать лишь Филиппе и Энрико (то есть Пепе и Рико), а вот различит ли она иные голоса, было совершенно непонятно. И тем более было непонятно, как она отреагирует на «непредвиденные вопросы», поэтому я целую неделю занимался лишь тем, что программировал «уклончивые ответы», но вот насколько я в этом преуспел, ясности ни малейшей не было. Так что оставалось лишь надеяться на лучшее —
Первую (и последнюю) «репетицию» я провел в ночь перед Рождеством, и закончилась она оглушительным провалом Вот только провал был все же не мой, а апостольского викария: на его рождественскую службу пришло очень мало народу. Потому что всем было не до какой0то там церкви, в городе все обсуждали «чудо», причем не какое-то там паршивое чудо вроде хождения по воде или накормления толпы голодных граждан пятью хлебами и парой рыбок, а чудо явления народу пресвятой девы Марии. А дева Мария, как каждому известно, является этому народу далеко не каждый день…
А все получилось очень просто: я к вечеру аккуратно переставил яхту к одному и двух каменных причалов и группа местных тружеников довольно быстро загрузила мне на палубу очередной десяток бочонков с маслом (купленных буквально на последние деньги). Потому что праздник — праздником, а кушать очень хоцца, а я работягам кроме мелкой копеечки посулил еще и хороший рождественский ужин. Вот с ужином у меня здесь проблем вообще не было, мне жратву в огромных количествах местные доны приносили, так что граждан я кормил не какими-то хлебами с рыбой, а очень даже приличным жареным мясом. И вот когда грузчики радостно принимали продукты внутрь (Пепе и Рико не смогли удержаться от того, чтобы к мужикам не присоединиться в этом славном деле — на что я, собственно, и рассчитывал) железяка аккуратно выдвинула наружу телевизор и поставила его в вертикальном положении над рубкой.
Монтевидео, если кто не в курсе — он на широте Москвы, только с другой стороны шарика, и вечера там вовсе не тропические, а практически «подмосковные». С учетом того, конечно, что конец декабря в тех краях — это середина лета. И в густых сумерках практически прозрачный экран было трудно даже с пяти метров разглядеть, а уж с берега это в принципе заметить было невозможно. То есть погасший экран было разглядеть невозможно, а вот когда он зажегся…
Картинку я выставил правильно, казалось, что дева просто стоит на крыше рубки. Но ведь она не просто стояла, а говорила! Сначала меня назвала полным именем, затем обратилась по именам к «верным помощникам благородного идальго из Барселоны Фелипе и Энрико», потом — скопом — ко всем «прочим его помощникам, славным жителям прекрасного города Монтевидео, даже в такой день не отказавшим идальго в помощи», а после этого для всех прочитала какую-то рождественскую молитву. На латыни прочитала, а затем, сказав, что «я знаю, что далеко не все верные католики владеют латынью», прочитала ее же по-испански. То есть, строго говоря, нарушила все католические каноны — но деве Марии виднее, что можно делать, а что нельзя.
Монтевидео — город, как я уже упоминал, не очень большой, а «являлась народу» пресвятая дева чуть меньше получаса — так что когда она закончила, экран медленно погас и железяка тихонько убрала его обратно под крышку рубки, на берегу уже стояла немаленькая такая толпа. И у меня возникло подозрение, что расходиться эта толпа не собиралась…
Я буквально пинками загнал Пепе и Рико на яхту, в полнейшей тишине (собравшиеся на берегу люди казались статуями) отвел ее на обычное место стоянки, мужиков напоил снотворными пилюлями — а сам занялся работой. Потому что праздник — праздником, а мотор без масла работать не будет. И на том масле, которое мне привезли, тоже не будет, его нужно сначала обязательно очистить. Очистку я делал самую примитивную, водяную — но и она сильно способствовала, а так же помогала. То есть помогала мотору не сдохнуть раньше времени…
А о результатах своей «репетиции» я узнал только ближе к следующему полудню, когда продрав глаза я решил посмотреть, что же вкусненького дают на обеде у дона Альваро, который, собственно, меня на этот обед и пригласил. Ну да, такого эффекта я в принципе не ожидал: все, абсолютно все встречные мне как минимум кланялись, а довольно многие и на колени передо мной бухались. И сначала я даже решил, что слегка переборщил в своем рвении, но чуть позже все же пришел к выводу, что все сделал правильно. И даже не потому, что на колени бухнулся даже дон Альваро — его я быстро все же на ноги поставил. А потому, что если в деву Марию вложить правильные слова, то слова эти вообще никто не забудет и станет делать то, что сказано. Вот только понять, насколько мои слова окажутся правильными, я заранее не мог. Впрочем, даже если здесь народ просто перестанет убивать друг друга, то работа уже того стоила. А что еще из всего этого получится — будем посмотреть…
Смотреть я начал уже в середине января, когда отправился на яхте — захватив с собой полтора десятка человек из руководства Восточной (уже) республики — в Город Хорошего Воздуха. От моего приглашения посетить соседский городишко не отказался ни один человек, а вот на месте собрать получилось не всех. Впрочем, и тех, кто пришел, было достаточно. Все же забавно тут воюют: где-то в провинции под руководством некоторых из собравшихся товарищей люди друг в друга стреляют, саблями друг друга увечат — а эти тут расселись рядышком и мило так беседуют. Ну тот, конечно, следует отдать должное товарищу товарища Ларраньяги по имени Грегорио Гарсиа де Тагле: именно он всех сюда пригласил и рассадил в ожидании грядущей дискуссии.
Сюда — это на причал Буэной-Айреса, где был поставлен большой шатер, а то, что дискутировать собрались на причале, объяснялось просто: порт был «экстерриториальной площадкой» (по крайней мере формально), к тому же дискуссия вроде бы намечалась на тему правил движения судов по Ла-Плате. Обычная такая дискуссия, просто стороны были готовы друг другу глотки перерезать — а рядом с папским флагом делать это было бы крайне невежливо…
То есть резать друг другу глотки было бы невежливо, а вот орать — это всегда пожалуйста, так что собрание началось довольно шумно. И когда «высокие договаривающиеся стороны» были уже готовы все же невежливость проявить, я встал и громко, чтобы всем было слышно, произнес:
— Пресвятая дева Мария, верни этим людям разум и спокойствие, чтобы за словами своими они не перешли к делам неправедным…
Ну а дальше все пошло по программе. То есть вопли замолкли секунды через три, какие-либо телодвижения прекратились секунд через пять, а дева Мария, стоя на крыше рубки, здоровенных мужиков уговаривала как детей малых и неразумных вести себя хорошо. И очень подробно объясняла, что такое хорошо и что такое плохо:
— На бескрайних просторах провинции Рио-де-ла-Плата хороших людей и верных католиков проживает меньше, чем в богопротивном городе Лондоне. Но вы, в гордыне своей, даже это столь невеликое число уменьшаете. Я знаю, что вас попутали бесы в людском обличье, именуемые англичанами — но вы же не протестанты богомерзские, а славные католики! А каждый знает: католик католику друг и брат, католик католику помогает и в радости, и в горе. И только так, объединившись в одну семью, пусть даже и проживающую в разных государствах, вы обретете счастье и процветание. Я прошу вас, как представителей двух независимых, но единых государств пожать друг другу руки и поклясться в вечной братской любви. Пусть и Аргентина, и Уругвай вечно живут в мире и спокойствии, помогая друг другу в трудную годину — и этот союз еще при вашей жизни объединит не только вас, но и всех верных католиков континента. Однако кое-чьи мысли мне не нравятся, поэтому скажу особо: вы не можете судить Хосе Гаспара Родригеса де Франсия и Веласко, ибо мысли его вам неведомы. Мне — ведомы, и я знаю, за что его скоро постигнет божья кара. Но кара божья, не людская, и в Парагвае уже растет то, кто исправит все зло, которое во недомыслию совершает этот диктатор, вам же вмешиваться не следует. Но помощь божьему промыслу вы и мирно можете оказать: разбейте плантации мате в Аргентинской Месопотамии — и у диктатора не останется денег для будущих злодеяний.
— Де Франсия не разрешает вывозить саженцы из Парагвая! — кто-то из «приглашенных товарищей» сорвался на крик, наверное уже пытался «нарушить монополию» с пользой для кармана. А в Парагвае действительно за вывоз саженцев по закону полагалась смертная казнь. Но я об этом знал, как знал и кое-что еще: один из родственников деда Педро на вечеринке мне рассказал, у него такая плантация была где-то в Венесуэле, так что я и ответ заготовил. Ну а чтобы ответ прозвучал, спросил:
— Пресвятая дева Мария, как нам прорастить семена мате?