Ideal жертвы
Шрифт:
Я принялась не спеша одеваться, а Пугачев носился колбасой по комнате отдыха и кабинету, лихорадочно запихивая в шкаф постельные принадлежности, складывая диван и уничтожая прочие следы моего здесь пребывания. Я не стала его целовать на прощание или шептать нежности – явно ведь человеку не до меня. Просто вышла из директорского кабинета, и все.
Мне опять стало грустно – и за него, и за себя тем более. Энергия, которой зарядил меня было Емельян, испарилась.
...Дождь закончился, но лужи, естественно, никуда не делись. В нашей Кирсановке они полностью высыхают только на десятый день после дождя – при условии, что стоит несусветная жара.
Ноги у меня
Завернув за угол, я лицом к лицу столкнулась со своей лучшей подругой Машкой.
Наш городок – вообще подобие коммунальной квартиры. Мне даже странно слышать, как столичные жители жалуются, что порой годами не видятся с друзьями. В Кирсановке, с ее пятьюдесятью тысячами населения и не захочешь кого-нибудь лицезреть – а все равно случайно встретишь, на улице, в парке или в магазине.
– О! Какие люди! – воскликнула при виде меня Машка. – Каким ветром занесло тебя в нашу дыру? Из ваших-то райских кущ?
Конечно, Машка узнала – слухи по нашему городку разносятся мгновенно – что я получила «элитную» работу в «элитном» санатории. И естественно, сразу начала мне завидовать. Одна ее приветственная реплика чего стоит...
Говорят, что женщины заводят подруг для того, чтобы было кому завидовать. И чтоб одновременно имелся рядом человек, который испытывает зависть по отношению к тебе. Дескать, когда тебе завидуют – это просто приятно. Считается, если у тебя нет завистников – значит, ты ничего не достиг. Ну, а когда чувствуешь зависть ты сама к кому-то – это помогает тебе совершенствоваться, к чему-то стремиться, становиться лучше.
Если утверждение, что подруги нужны для взаимной зависти, правда, то в случае с Машкой оно верно только наполовину. Я никогда ей не завидовала. Вот ни разу, ни чуточки!..
А моя подруга, напротив, завидовала мне всегда, по каждому удобному и неудобному случаю. Завидовала и тому, что я ростом выше и грудь у меня больше, чем у нее. И тому, что я у мужиков пользуюсь большим успехом, чем она (и это тоже правда). В свое время Машка исходила завистью по поводу наличия у меня приставучего Коляна. А потом – по поводу Юрика.
А когда Юра исчез, наградив меня дитем – тоже завидовала (как же, я уже родила, у меня есть маленький, а у нее еще нет). И моя работа в спорткомплексе ей покоя не давала (якобы очень престижная), и мои отношения с женатиком Емельяном... Теперь она, наверно, вся извелась, что меня трудиться в «Ариадну» взяли, на сумасшедшую зарплату... Да уж, действительно, мой заработок оказался воистину сумасшедшим – тридцать тысяч «зеленых» долга...
Однако надо отдать Машке должное – она ни разу не пыталась кинуть мне подлянку. Никогда со мной не соперничала: ни одноклассников не отбивала, ни Коляна, ни Юрика, ни, тем более, Емельяна Петровича. Может, виновата в том ее слишком уж заниженная самооценка – а, может, врожденная порядочность. Или просто боялась мне дорогу перейти. Не знаю. Во всяком случае, проблем у меня никогда с Марией не было, и терок с взаимными обвинениями мы с нею ни разу не устраивали.
И, несмотря на завидки, всегда, когда нужно, Машка мне помогала. Никогда не отказывала, все время шла навстречу. В юные годы перед моей мамой алиби мне создавала. В эпоху жития с Юриком по первому моему требованию исполняла роль жилетки, в которую я выплакивала свои горести. После того, как благоверный слинял – никогда не отказывалась с Максимкой посидеть. И денежкой завсегда меня выручала... Когда я вспомнила о деньгах, меня аж в краску бросило.
Я же Машке пять тысяч должна! Со своим санаторием совершенно про это забыла! Когда десятку от Константина получила – весь аванс растратила: маме на хозяйство оставила, и с Максимушкой мы в парке и в кафе погуляли, и – главная статья расходов! – прикупила себе кое-каких вещичек, чтобы не выглядеть в глазах кадровика Кости и столичных отдыхающих совсем уж провинциалкой. Ну, а Марии свой долг так и не вернула.
Поэтому я приняла теперь самый покаянный вид:
– Машенька, прости меня, склеротичку старую, никак не могу до тебя доехать, денежку отдать! Совсем меня события закрутили! – Машке мое смирение весьма понравилось, и я, не давая ей опомниться, предложила: – С меня кофе с пирожными или бутылка, смотря чего тебе больше хочется, причем прямо сейчас. – Бедный мой Максимка, никак я не доберусь сегодня до моего сыночка!
Подруга моя, надо отдать ей должное, девушка незлобивая, поэтому она повелась на мои извиняющиеся речи и мечтательно протянула:
– М-мм, а у Самвела «Тирамису» вкусненькие... И «Черный лес»... Да и «мартини» там правильный подают... А бутылку совместить с пирожными нельзя?
– Можно, можно, – засмеялась я, а про себя подумала, что в свете огромности моего долга пятьсот рублей, конечно, не деньги, но беда в том, что пятисотка у меня в портмоне – последняя. Что ж, сама виновата: буду долги вовремя возвращать. И если уж забыла отдать – не надо сталкиваться с кредиторами на улицах.
Мы с Марией обнялись и поспешили в бывший ресторан «Аист» (где я некогда познакомилась со своим Юриком). Теперь в том помещении гость нашего города Самвел открыл заведение под гордым названием «Ротонда». Кафе с претензией на модность, которую ему удавалось, как ни странно, оправдывать. Во всяком случае, кофе там варили прекрасный, пирожные действительно были вкусны, а «мартини» подавали в правильных бокалах, с оливкой, льдом и соломинкой.
Пока мы добирались до кафе и усаживались, я дежурно спросила у Маши, как дела, и она немедленно стала жаловаться. Сначала на безденежье (камешек попутно и в мой огород): «Не могу себе к лету ни платья легкого купить, ни босоножек, ни шортиков, ни купальника!» Потом – на отсутствие мужика: «Какие-то огрызки или гопники вокруг. Даже взглянуть на них страшно, не то, что на свидание пойти!» Затем, когда мы сделали заказ и пригубили «мартини», настал черед работы: «Пашу, как лошадь, по три дежурства подряд. Одних уколов ставлю сотни за день, и хоть бы кто из пациентов шоколадкой одарил, не говорю уж денежкой. И зарплата – одиннадцать двести!»
Мне со своими страстями (согласитесь, гораздо более серьезными) даже и вклиниться было некуда в поток Машкиных жалоб. А потом я вдруг поняла: хорошо, что не успела попенять ей на свою судьбу – потому как в голову мне пришла потрясающая идея.
– Слушай, Маш, – решительно прервала я ее, – а не хочешь ли ты устроиться на работу в мой санаторий?
– Гонишь! – недоверчиво воскликнула подружка. – Так меня туда и взяли!
– Дам рекомендацию – возьмут. Я тебе обещаю!
Я фантазировала не на пустом месте. В «Ариадне» действительно требовались медсестры. Я об этом знала наверняка, пару раз разговоры слышала. А Мария – сестричка милостью Божьей. Рука легчайшая! Уколы делает – с укусом комара не сравнить, вообще незаметно. Даже мой капризуля Максим не плачет.