Ideal жертвы
Шрифт:
Впору было пойти и повеситься в роскошном санаторском парке, и в течение минут десяти я действительно всерьез обдумывала этот малодушный вариант. Но потом перед глазами всплыла беззаботная улыбка Максимки... его непослушная, угольно-черная челка... я вспомнила стишок, который он недавно сочинил: «Я поеду в магазин покупать себе бензин!» Максимка меня любую ждет. Конечно, малыш счастлив, когда я приношу ему подарки. Но если прихожу домой с пустыми руками – тоже радуется. Тому, что его мама – просто оказывается рядом. И как бы ни била меня
Нужно, наверно, последовать совету Кирилла. Пойти в свою комнату и отдохнуть. А заодно подумать, как выбраться из того тупика, в который я себя загнала.
...Однако отдохнуть не получилось.
Едва я вытянулась на постели, дверь в комнату распахнулась. Степан! Сейчас он показался мне еще красивее: сильный, мускулистый, стройный. Но я смотрела на него – и в душе ничего не всколыхнулось. Слишком я была уставшей и разочарованной.
Я поморщилась. Но он истолковал мою гримасу по-своему. Грациозным гепардом пересек комнату, присел на краешек кровати, заботливо коснулся моей руки. Произнес:
– Лиля, пожалуйста! Я прошу тебя: держись!
Спасибо, конечно, за утешение, от Константина Сергеевича, моей так и не сбывшейся мечты, я бы их с удовольствием выслушала, а ты, гора мышц, мне не нужен.
Я зло выкрикнула:
– Слушай! Шел бы ты! Тебе-то что до моих проблем?
Я действительно хотела, чтобы он обиделся. Психанул, вскочил, ушел. И больше не подходил ко мне никогда.
Но Степан моих слов будто не расслышал. Он еще крепче сжал мою руку и виновато пробормотал:
– Лиля... Мне так жаль.
– Да что тебе до меня? – горько усмехнулась я. Едва познакомились – а туда же, жаль ему. – Иди, Степа. Занимайся своими делами.
Но опять мне не удалось его обидеть.
Степан молча сунул руку во внутренний карман джинсовой куртки. Извлек оттуда аккуратную, в кожаной оплетке, флягу. Отвернул крышку, протянул мне, приказал:
– Пей.
Во фляге оказался коньяк. Кажется, хороший. Впрочем, его вкуса я все равно не почувствовала, лишь приятное тепло разлилось в груди. Степа тихо сказал:
– Я тебя понимаю. Сам ненавижу, когда малознакомые люди сочувствовать лезут. Просто мне действительно жаль. Почему я тебе раньше этого не сказал!
– Что ты мне должен был сказать?
– Да многое, – вздохнул он.
Внимательно взглянул мне в глаза и произнес:
– Я ведь тоже полгода назад... свою клиентку угробил.
Я опешила:
– Не может быть!
– Еще как может, – вздохнул он.
И рассказал: ситуация у него оказалась до боли похожей на мою. Клиентка – тоже тетка под полтинник, но выглядела вполне здоровой. Уверяла, что большим теннисом с юности занимается и в походы ходит. А проплыла по его заданию жалкие пятьдесят метров – и вдруг сердечный приступ. В заключении о смерти написано было практически то же самое, что и в моем случае: обширный инфаркт вызван чрезмерной физической нагрузкой.
– И чего? Ты теперь им платишь?! – Я с недоверием на него уставилась.
– Плачу. – Он опустил глаза.
– Сколько?
– Тридцать тысяч долларов.
Точно такая же сумма.
– Но почему ты согласился? Тебя таскали к этому мужику? Белоглазому? Как его – Воробьев?
– Да при чем здесь Воробьев, – отмахнулся Степан. – Детский лепет. Его приемчики только на вас, девчонок, и производят впечатление... Нет. Тот со мной ничего не смог сделать. Тогда они по-другому действовали. Я ведь из Усольца, знаешь, где это?
Конечно, я знала – городок километрах в ста от нашей Кирсановки. Степа продолжал:
– У меня там сестра осталась. Малолетка. Едва тринадцать исполнилось. Они мне ее фотки показали. У школы. У подъезда. Везде. И спокойно так говорят: или плати, или твою сестричку на хор поставим. Ты бы, на моем месте, не согласилась?
– Нет, – мгновенно ответила я. – Я бы сестру увезла. И сама вместе с ней уехала.
– Только у меня еще мама в Усольце живет, – спокойно произнес Степан. – Парализованная, ее с места не стронешь.
– Все равно, – горячилась я. – Нельзя сдаваться! Это не по-мужски!
Он будто не расслышал. Произнес – задумчиво, словно про себя:
– Знаешь, Лиля... Когда это случилось, я все время задавал себе вопрос: почему беда произошла именно со мной? Ведь в жизни ничего на пустом месте не бывает. Может, это мое наказание? Мой крест?
Странно было слышать слова покаяния от сильного, тренированного мужчины. И я насмешливо произнесла:
– Ой, да ты прям проповедник!
Степан не обратил внимания на издевку и продолжал:
– Сначала я тоже был страшно зал. Строил планы мести. Считал, что меня подставили. А потом подумал: ведь все-таки мы работаем в санатории. И здоровый – я имею в виду, полностью здоровый человек – сюда не поедет. Все они тут с кучей болячек, хоть и бодрятся. Так, может, мы с тобой сами виноваты? Действительно недосмотрели?
– Да чего там досматривать? Не знаю насчет твоей, но моя клиентка была здоровая, как конь!
– Откуда ты знаешь? Ты что, врач? Давление ей мерила?
– Мерила! Нормальное было давление!
– Все равно: давление еще не показатель. Фатальные изменения можно только на кардиограмме увидеть. И потом. Говорят, она больше ста килограммов весила – при самом среднем росте. Уверяю тебя: такие люди здоровыми просто не бывают.
В его словах, конечно, был свой резон, но все-таки я тренером уже не первый год работаю. И сердечников видеть приходилось. Ко мне в группу одна такая пыталась ходить – под глазами вечно синяки. Легкая нагрузка – и сразу одышка. Я одно занятие с ней промучилась и выгнала. Посоветовала идти в поликлинику, на лечебную физкультуру. Сегодняшняя толстушка, могу поспорить, никаких проблем с сердцем не имела... По крайней мере, до нынешнего утра...