Идеалист
Шрифт:
И только после того, как Алексей Иванович сказал:
– Всё это очень интересно, Ким. Но может, ты позволишь мне сесть, и мы поразмышляем не торопясь? – Ким заметил свою оплошность.
– Извини, Алексей, - сказал он, порывисто поднимаясь из-за стола, и виноватясь сконфуженной улыбкой, смягчившей жёсткость энергичного его лица. – Дурная привычка, – сосредотачиваясь на одном, забывать про всё другое… Садись, устраивайся вот здесь, дорогой ты мой мученик. Чем угостить тебя?.. Наверное голоден?..
– Нет, нет, - отказался Алексей Иванович. – Лучше покорми пищей духовной…
– Ну, что ж, - Ким опустился в кресло-качалку, единственный экзотический
– Ну, что ж, - повторил он. – Понимаю. Тебя не столько интересуют специальные наши исследования, сколько сами тайны человеческого разума. Я не ошибся? Тогда вернёмся к мысли. Если я скажу, что мысль материальна, тебя это удивит?.. Нет? Прекрасно. На фотографии биополя напряжённо думающего человека, сделанной с помощью фотолептонного аппарата, чувствительного к микрочастицам, ты почему-то не обратил внимания на светлые сгустки в биополе. А это ведь мысли, перешедшие из деятельного мозга в биополе. И состоят они из сверхлёгких элементарных частиц, микролептонов с массой на много порядков меньшей, чем у электрона. Меня лично занимает биолокация – способность мысли отделяться, уходить во вне, восприниматься мозгом другого человека и возвращаться. Здесь скрыты ещё не разгаданные возможности человеческого разума, способные изменить не только наше представление о жизни, но и саму жизнь. Ты не задумывался о преобразующей возможности мысли?..
Алексей Иванович был явно взволнован. Глубже осев в жёсткое кресло, нахмурился, закрыл глаза, как бы отстранившись от Кима; ему требовалось какое-то время, чтобы чужая мысль, возбудившая его сознание, нашла своё место в прежде установленных понятиях.
– Послушай, Ким, - нарушил, наконец, молчание Алексей Иванович. – Ты помнишь, как долго и тяжело умирал мой отец? Умирал в совершенно ясном сознании своей болезни и подступающего конца жизни. В канун смерти я сидел с ним. Подниматься он уже не мог. На белой постели лежали живые мощи.
Измученно глядели уставшие от страдальческих дум глаза. Голос слабый. Но разум до невероятности ясен и спокоен. Но об этом – особо. Я – о другом. Интоксикация ослабевшего его организма уже подходила к роковой черте. Рвало его всё чаще и мучительнее. Я должен был остаться при нём. Но дело, отложить которое я не мог, увело меня на день из города на сотню километров. Я рассчитывал, что успею вернуться. И вот что случилось в эту ночь в крестьянском доме, где пришлось задержаться до утра. Среди ночи, в полусне, я услышал отчаянный вскрик отца: «Алёша - а…» и нечто яркое, похожее на пульсирующее пламя, стремительно прошло через меня, – я даже почувствовал жаркий мягкий толчок, - и ушло во тьму. В оторопи я вскочил, взглянул на часы – было два часа десять минут.
Когда я вернулся в город, женщина, бывшая при отце, назвала именно это время: отец скончался в два часа десять минут ночи…
Алексей Иванович сидел с закрытыми глазами, Ким, сдавив ладонью рот, напряжённо вдумывался в услышанное.
– Я не мистик, - глухо проговорил Алексей Иванович. – Никому не сказал о том, что случилось в ту ночь. Не мог объяснить. Но это – было!..
– Вот, видишь, жизнь подтверждает материальную основу мысли, - в раздумчивости сказал Ким. – А то, что случилось с тобой, объяснимо. Когда смерть потянула к себе угасающую жизнь отца, он в отчаянье призвал тебя. И всплеск его мысли
– Ты знаешь, что всегда меня озадачивало? – решился высказать своё отношение к вечности Алексей Иванович. – Дух человеческий, связующий века. Где-то там, во временах далёких, рождалась, скажем у Платона, Аристотеля, или у кого-то до них обитавших, мысль, обогащающая некий результат в познании жизни. Мысль эта, схваченная словом, переходила на глиняную дощечку, в папирус, потом в книгу. Безмолвно лежало слово храня мудрость, однажды познанную разумом. Над ним прокатывались войны, государства поглощали государства, гибли и нарождались людские жизни, сменялись поколения, а мудрость, когда-то постигнутая разумом и воплощённая в слове, всё лежала, как лежат письма, отправленные до востребования.
И вот, через много веков, кто-то в пытливости своего разума открывает книгу. Считывает слово. И в разуме его вдруг оживает энергия мысли, когдато рождённая чьим-то раздумьем. Потрясающе! Разум отдельного человека умирает вместе с человеком, а мысли, рождённые его разумом, не знают смерти. Может, в этом и есть бессмертие человечества?..
– И ты никогда не пытался разгадать тайну сию?.. – Ким ждал ответа, сосредоточенно сдвинув когда-то чёрные, теперь поседевшие брови к тонкому с горбинкой переносью.
Алексей Иванович уловил направленность его мыслей, полувопросительно-полуутвердительно, проговорил:
– Ноосфера?..
Ким удовлетворённо кивнул.
– Она. Сфера разума, всё более овладевающая земной нашей жизнью. Живой, пульсирующий слой, сотканный из мыслей, догадок, истин, из деятельности миллиардов человеческих умов! Из этого обиталища вечно живых духовных обретений человечества, накопленных за всю историю его разумного существования, мы извлекаем мысли, когда-то осенившие разум далёких и близких наших предков. Переосмысливаем их на уровне возросшего сознания, вбираем что-то в свою жизнь, идём дальше, познавая ещё не познанное. И всё это после нашей смерти отделяется от нас, уносится туда, в ноосферу, пополняя этот духовный надземный слой. Понимаешь какой тугой узелок завязывается в жизни человечества?..
Миллионы лет эволюционировала наша земная жизнь по законам биосферы. Человек – продукт, если хочешь, итог этой миллионолетней эволюции. И вот, взращённый биосферой, он сотворяет энергией своего разума иную, всеземную оболочку – ноосферу, духовную оболочку, наслаивающуюся на биосферу. И вот, на общечеловеческом уровне и на уровне каждого из людей затягивается не вдруг распутываемый узел противоречий: до совершенства отработанная биологическая основа жизни и – разумное начало, ведущее человечество от природных необходимостей к разумному цивилизованному сосуществованию. Вот проблема ближайшего тысячелетия!..
– Ким, - в возбуждении воскликнул Алексей Иванович. – Ты даже не представляешь, как близки мы в своих поисках! Но давай уточним. Каким образом возможно изменить жизнь человечества на разумную, то есть, добиться всеобщей справедливости?.. Изменяя среду обитания, устройство общества? Или изменяя самого человека?.. Ведь корни инстинктов, названные страстями, уходят в законы биосферы, отрабатывались они миллионы лет? Способен ли человек действительно и полностью очеловечиться?
Ким с обострённым любопытством наблюдал ответную горячность Алексея Ивановича, сказал, без желания его успокоить: