Идеальная ложь
Шрифт:
Она как раз направлялась к Кеннеди-Холлу, когда увидела, как открывается дверь блока «Е», в котором находилась комната Лорин.
Из подъезда показался парень Элли.
На часах едва перевалило за полдень. Элли застыла как вкопанная. Из ее рта в небо поднимались белые облачка пара.
Застыл и ее парень — словно олень, внезапно осознавший, что попал охотнику на мушку.
Посмотрел на Элли.
Их разделяло всего несколько метров.
Кругом — ни живой души. Обычно на улице кто-нибудь из студентов да есть, а тут все либо учатся, либо попрятались от холода.
Они могли спокойно переговариваться, даже не приближаясь друг к другу.
— Что ты тут делаешь? — спросила Элли. — Что-то хотел выяснить? Мне казалось, Лорин все рассказала.
— Элли… я…
Он оглянулся на дверь подъезда, из которого только что вышел, и пробормотал:
— Прости… Когда ты сказала… Я думал, что смогу помочь. Я не знал, о ком шла речь, и…
Он замолчал. Впрочем, по его липу и так все было понятно.
Какое-то движение наверху. Элли подняла взгляд.
Лорин. Открыла окно и выглядывает из него.
Смятение на ее лице.
Парень Элли продолжал стоять на месте и молчать.
— Погоди… — нахмурилась Элли. — Ты его знаешь?
Он начал было качать головой, а потом просто опустил глаза и, уставившись в землю, вьщохнул:
— Все очень сложно.
Глаза Элли застило от слез. Сложив два и два, она получила пять.
Она уронила коробку с пончиками и поднос с кофе в снег. Коробка подпрыгнула и открылась, пончики покатились по земле. Сахарная пудра на них напоминала иней.
Элли кинулась к общежитию.
Ее парень попытался ухватить ее за руку, но она оттолкнула его с такой силой, что он едва не упал.
Он даже не попытался последовать за ней.
Добравшись до комнаты Лорин, Элли принялась колотить в нее кулаками, но первокурсница не открывала.
— Лорин, — выдохнула Элли, чувствуя, как у нее заходится сердце, — ну пожалуйста! Впусти меня!
Из-за двери раздался тихий, слабый голос девушки:
— Ты велела меня рассказать, что случилось. Сказала, что он поможет.
Элли опустилась на колени в коридоре и прижалась лбом к закрытой двери.
Пообещала себе заставить своего парня объясниться.
С усилием встав, она заставила себя спуститься по лестнице на первый этаж.
Когда она открыла дверь подъезда, ее парня уже и след простыл.
Эрин
Тогда
Человеку, который ни разу не бывал в Ирландии, заведение «У Макналли» действительно может показаться настоящим ирландским баром.
Его владелец, Бад «Макналли» Джонсон, уверяет, что у ближайших его предков и по матери, и по отцу в жилах течёт ирландская кровь, но если верить местной легенде, его пращуры перебрались в Америку чуть ли не на «Мейфлауэре» [12] , а потом были среди тех, кто первым решил послать подальше Британскую империю, когда разгорелся диспут из-за высоких налогов на чай. Бад состоит в родственной связи с одним из старейших семейств, проживающих на Лонг-Айленде, из тех семейств, что владеют особняками на здешнем Золотом побережье и распоряжаются такими огромными состояниями, что о них даже неприлично говорить вслух. Будучи обладателем белоснежной улыбки, он производит впечатление человека богатого, с его кожи круглый год не сходит загар, а на его голове копна волос, какую не часто увидишь у людей его возраста (ему почти семьдесят).
12
«Мейфлауэр» — английское торговое судно, на котором англичане в 1620 году пересекли Атлантический океан и основали Плимутскую колонию, одно из первых британских поселений в Северной Америке.
При всем при этом, насколько я понимаю, у Бада в былые годы имелись проблемы с алкоголем, в результате чего он промотал часть наследства и приобрел энциклопедические сведения о барах.
Вполне логично, что он решил открыть именно бар.
Мы с Дэнни обожали время скидок в баре «У Макналли», куда любили завалиться в пятницу вечером.
Я и подумать не могла, что я встречаюсь там с мужем сразу после его сеансов с психиатром.
Когда я прихожу в бар после беседы с доктором Лесли Кляйн, подавляющее большинство посетителей свдит снаружи, на террасе, наслаждаясь синим, постепенно темнеющим небом и роскошным закатом.
Внутри практически никого нет, за исключением мужчины на дальнем конце стойки, который слишком хорошо одет для подобного заведения. Впрочем, возможно, это кто-то из приятелей Бада.
Я забираюсь на барный стул, ставлю ноги в кроссовках на подпорку и пытаюсь сообразить, какой коктейль выбрать. Вот бы такой, чтобы напрочь забыть о событиях последних нескольких дней. Из динамиков доносится голос Хозиера, поющего «Take Me to Church». Таня сегодня по моей просьбе согласилась составить компанию Глории. Уговорила ее сходить в парикмахерскую. Глория поначалу упрямилась — так бы поступила на ее месте и я, но потом сдалась. Сейчас они, скорее всего, все еще ходят по магазинам — выбирают галстук, в котором будут хоронить Дэнни. Я знаю, какой костюм ему нравился, — серый, в котором он был на свадьбе, но галстук, который Дэнни надел в тот день, потом потерялся, а какой выбрать на замену — я решить не могу. Голова отказывается думать над такими мелочами. Я вообще о похоронах думать не могу.
Бад ставит передо мной пинту красного эля «Смитвик».
— Мои соболезнования, — произносит он.
— Бад, «Смитвик» пьют только старые деды.
Старше моего отца.
— Зря ты так, солнышко, — осуждающе качает головой Бад, но все же быстро приносит бутылочку лагера «Сэм Адамс».
Я сижу, понурив голову, всем своим видом показывая, что не нуждаюсь в общении, что оно сейчас невыносимо, но при этом чувствую, что Бад крутится где-то рядом.
Достаю телефон, вижу миллиард пропущенных звонков, непрочитанных сообщений, переполненный ящик электронной почты, и убираю его обратно в сумочку.
Большая часть людей, которые пытаются связаться со мной — коллеги по работе. Их сообщения читать без надобности, я и так знаю, что там написано.
«Мы искренне соболезнуем. Ни о чем не беспокойся. Если что, обращайся за помощью». В таком море сочувствия можно и потонуть.
Бад удаляется и снова возвращается с тарелкой снеди, которая, с его точки зрения, видимо, должна меня подбодрить. Он хочет угостить меня жареным беконом из индейки, шинкованной капустой и целой горой картофеля фри.