Идеальная ложь
Шрифт:
Психиатра Дэнни.
***
Следующая наша встреча с доктором Кляйн проходит на нее поле.
Сразу после Рождества я наношу ей визит, приехав к ней домой — адрес добывает Кайл. Я не спрашиваю, как именно это ему удается, ведь в справочниках эти сведения отсутствуют. Впрочем, даже я знаю, что деньги могут решить очень многие проблемы и сложности.
Доктор Кляйн живет в деревеньке Квог, и ее домик располагается практически на берегу. Я следую инструкциям Кайла и останавливаю машину, как только вижу верхушку черепичной крыши.
Погода стоит холодная — с океана дует ледяной ветер, швыряющий песок в лицо. Время близится к полудню, но из-за свинцовых туч, сулящих дождь, царит полусумрак. Я чувствую, как начинают падать первые капли.
Я бегом кидаюсь к домику и прячусь от дождя под навесом на крылечке. Я очень надеюсь, что доктор Кляйн сейчас дома. С одной стороны, мне ужасно хочется поскорей покончить с этим
разговором, а с другой стороны, страшновато ехать домой через ливень и надвигающийся шторм.
К моему счастью, доктор Кляйн не уехала на рождественские каникулы. Она не выказывает даже тени изумления, когда открывает дверь и видит, что я стою у нее на крыльце и обеспокоенно разглядываю тучи.
— Здравствуйте, Эрин, — говорит она. — Заходите.
И никаких тебе «Как вы узнали мой адрес?» или там «Что вы здесь делаете?».
Она знала, что я приеду.
Значит, Лесли полагала, что я достаточно умна и догадаюсь, что подарок подкинула именно она. Спрашивается, что за игру она затеяла?
Впрочем, я не тороплюсь. Я переступаю порог и стараюсь не выдать свое восхищение открывшейся передо мной картиной.
Похоже, психотерапевты в стране, где столько народу страдает нарциссизмом, зарабатывают и правда немало. Куда ни кинь взгляд, он упирается то в богато украшенные предметы старины, то в письменный стол, за который любой писатель продаст душу, то в книжные полки, заставленные дорогущими изданиями в твердых переплетах. Окна обрамлены белыми муслиновыми занавесками, а подоконники заставлены широкими пузатыми стаканами, в которых пляшет пламя свечей. В гостиной стоит угловой диван, накрытый кашемировым
покрывалом, на котором лежат плюшевые подушки. Рождественская елка, украшенная с безупречным вкусом, вздымается под самый потолок.
Я следую за Лесли на кухню, где она жестом предлагает мне присесть за стол. Я настроила себя на скандал и всеми силами продолжаю накручивать, но из-за своего воспитания не могу забыть, что все-таки в гостях.
Доктор Кляйн поворачивается к булькающей турке с кофе, снимает ее с огня, отставляет в сторону и открывает холодильник, откуда достает бутылку белого вина, и вопросительно на меня смотрит.
— Я за рулем, — качаю головой я.
— Не возражаете, если я выпью?
Да хоть на голове стойте, доктор Кляйн, главное, правду скажите.
Я пожимаю плечами.
Она наливает себе вместительный бокал, а мне остается довольствоваться стаканом «Сан-Пеллегрино». Я делаю небольшой глоток, чтобы смочить рот, в котором все пересохло.
— Подарок, я так понимаю, вы уже получили.
Обожаю людей, которые сразу переходят к делу.
— Получила, — киваю я. — И вот решила наведаться к вам, чтобы узнать: что подвигло вас на такую бессердечную шутку?
— Он… Этот подарок просил передать вам Дэнни.
Слава богу, я сейчас сижу.
— Когда?
Лесли делает глоток вина.
— Когда ход ил на мои сеансы. Перед гибелью.
Меня словно окатили ледяным душем. Это
происходит всякий раз, когда я начинаю верить в невозможное.
— Ничего не понимаю. Зачем вы так со мной поступили? Зачем вынудили открыть подарок от покойного мужа в рождественское утро? Это… это бессердечно.
Лесли начинает быстро моргать. Сперва у нее краснеет шея, а потом и щеки.
— Я думала… думала, там будет письмо… в котором Дэнни все объясняет…
— Там не было никакого письма.
На лице Лесли — самое искреннее раскаяние.
— Господи, Эрин… — ахает психолог. — Он взял с меня клятву, что подарок попадет к вам руки, но при этом не желал, чтоб вы узнали, что он сюда ходит.
— Но почему вы так долго ждали? Прошло уже почти полгода!
Доктор Кляйн принимается тереть виски. Мне очень хочется сказать ей, что ее мигрень не идет ни в какое сравнение с моей. Меня словно бьют по лбу кузнечным молотом.
— Я не знала, где вы живете, — произносит Лесли. — Когда Дэнни записался на терапию, он указал адрес своей работы. И категорически
возражал, чтобы на ваш домашний адрес поступала какая бы то ни было корреспонденция. Я таскала подарок в сумке на протяжении долгих месяцев и ломала голову, что с ним делать. Отправить его почтой на рабочий адрес Дэнни с просьбой передать вам? Или… или носить его в сумке дальше в надежде, что когда-нибудь вас встречу? Но вы больше не приходили. А потом я увидела вас в баре — тогда, перед Рождеством. Я думала, что в подарке нечто такое, что объяснило бы поступок Дэнни. Вы правы, мне следовало отдать вам его в тот раз, когда вы пришли ко мне в офис, но я была в таком смятении, что забыла о нем.
— Секундочку, — я выставляю ладонь. — Разве у вас нет какого-то особого правила, что, если человек собирается покончить с собой, вы обязаны об этом кому-нибудь сообщить? Он вручил вам подарок, чтобы вы передали его мне после его смерти. Получается, вы встречались с ним каждую неделю, слушали его, зная, что он замышляет самоубийство, и при этом ничего не сделали?
Я пытаюсь скрыть обиду и злость, но у меня ничего не получается.
— Все было не так, как вы описываете, — возражает доктор Кляйн, — я не считаю, что он был на грани самоубийства.
— И тем не менее это так, — тихо отвечаю я. — И он покончил с собой.
Доктор Кляйн выглядит совершенно несчастной.
— Дэнни ни разу не обмолвился, что подумывает о самоубийстве. Никаких намеков не было, — голос Лесли дрожит. — Даже когда он попросил придержать для вас подарок.
— Тогда зачем он передал его вам? — спрашиваю я. — Какие еще могут быть объяснения его поступку?
— Он… он опасался, что с ним может что-нибудь случиться.
— Что именно? — я чувствую, как сердце начинается биться чаще.