Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
вообще должны услышать?
Есть два главных качества
интеллектуального высказывания для его «слышимости»: новизна и
значимость [Коллинз, 2002].
Значимость высказывания определяется тем, насколько его
содержание близко к центру интеллектуального внимания, насколько
оно включает вопросы, проблемы, темы, которые обсуждаются, над
269
которыми работают, о которых спорят, прежде всего в «столичной
науке».
Новизну
касающиеся значимых тем, но не повторяющие прошлых
высказываний, а стимулирующие дальнейшие исследования и споры.
Новое относительно незначимого не будет понято и принято во
внимание. Значимое без новизны является скучным повтором
известного и также не будет услышано. Только комплект
«значимое + новое» имеет шансы на привлечение интеллектуального
внимания. Только такое высказывание услышат: прочтут статью,
переведут книгу, будут их критиковать или хвалить, на них ссылаться,
развивать или модифицировать заложенные в них идеи и подходы.
Хронический порок «провинциальной науки» заключается
в отсутствии новизны, поскольку в ней ученически воспроизводятся
понятия, концепции, терминология столиц. В лучшем случае на
работы «провинциалов» ссылаются представители столиц как на
случаи подтверждения их идей на «экзотическом» (например,
российском) материале.
В «туземной науке» вполне может появиться своя новизна, но эти
ученые остаются в стороне от переднего фронта проблем, не знают и
не хотят знать, что теперь актуально и значимо в центрах столичной
науки, поэтому любая их новизна не значима ни для кого, кроме них
самих. Достижения «туземцев» ни в стране, ни в мире не видят и не
слышат, поэтому они вынуждены довольствоваться сугубо местным
признанием.
Значимость и новизна являются не только факторами социального
признания, но они также дают ученым чувство прикосновения к
истине, чувство того, что они занимаются настоящим познанием, а это
уже ценности духовного комфорта.
Факторы духовного комфорта ученого
Духовный комфорт как раз и предполагает причастность к высшим
святыням, ценностям. Для ученых это означает уверенность в том, что
они участвуют в деле познания, постижения истины [Соколов, 2015],
причем значимость этого занятия и результатов выходит за рамки их
жизни.
Что же делает науку «настоящей»? Апелляция к «истине» и
«объективной реальности»
уровня обсуждения, поэтому она не поможет решению поставленного
вопроса. Если же принять во внимание социальные и исторические
проявления «настоящего познания», то они обнаруживаются
достаточно просто: по прошествии поколений результаты таких
исследований (и их авторы) остаются в интеллектуальном дискурсе,
переиздаются, обсуждаются, попадают в справочники и учебники
270
[Коллинз, 2002].
Такой исторической чести удостаиваются
преимущественно работы и авторы из столичных центров, тогда как
немногие исключения (Спиноза и Кьеркегор в философии,
Лобачевский в математике, Бахтин в литературоведении, Кондратьев
в экономической истории и др.) только подтверждают правило: они
либо сами получали образование в столицах, сохраняли контакты с
ними, либо по тем или иным причинам оказывались в центре внимания
тех же столичных центров, поскольку выдавали новые перспективные
идеи относительно значимых, особо «горячих» тем.
Радость узнавания и разоблачение неадекватности
Что же происходит вместо этого в «провинциальной» и «туземной»
науках? Есть сходные ключевые элементы в работах обоих типов
исследователей: все те же «радость узнавания» и «разоблачение
неадекватности» (см. главу 8).
«Провинциалы» испытывают «радость узнавания», когда в местном
материале им удается обнаружить реалии, подходящие новым,
модным и активно обсуждаемым понятиям в западной — столичной —
науке. «Туземцы» также переживают «радость узнавания», когда на
новом материале находят подтверждения идеям своих местных
кумиров. Однако эти идеи почти всегда оказываются отзвуками
давнишних интеллектуальных влияний из столиц, что и делает
«туземную науку» перманентно и безнадежно устаревшей.
Второй типичный феномен — разоблачение неадекватности, т. е.
привычные сетования и «провинциалов», и «туземцев» на то, что
западные понятия, в том числе классические и широко используемые,
не имеют прямых или вообще каких-либо денотатов в российской
действительности.
«Провинциалы» упорно ищут и находят иные, более адекватные
понятия в той же столичной науке, например, разоблачая отсутствие
в России настоящих «граждан», «гражданского общества», «права»,
«парламентаризма», делая упор на «аномии», «тоталитаризме»,