Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
репутационных «слонов», попробую применить операциональный
критерий. К идеям и книгам какого моего российского коллеги я
обращался для прояснения каких-то философских вопросов и чью
321
книгу я всерьез рекомендовал ученикам, готовящим магистерские,
кандидатские, докторские диссертации?
Увы, возникает только одно имя, и я его с удовольствием называю:
Вячеслав Семенович Степин, академик РАН, бывший директор
Института
магистранту его книгу « Теоретическое знание».
Сразу вспоминаю, что именно со Степиным почти в каждый мой
приезд в Москву у нас были продолжительные философские
дискуссии. Когда я приезжал в институт, он запирал свой
директорский кабинет, мы подолгу беседовали. Оказывается, он читал
все мои последние книги. Мы редко с ним соглашались, но его
искренний интерес к существу дела, солидность философской базы
рассуждений вызывают огромное уважение.
Когда я привозил в Москву Рэндалла Коллинза, Степин
председательствовал на обсуждении книги «Социология философий»,
просидел с нами целый день, потом уже в его кабинете мы с ним и
Коллинзом просидели допоздна и, взбадриваемые крепкими
напитками, продолжали дискуссию.
Многим известно, насколько высоко я ставлю Коллинза, неизменно
восхищающего силой, свежестью и конструктивностью творческого
мышления, но в тот день беседа велась на «поле» Степина. Речь шла о
движущих силах развития экспериментов в естествознании. Главным
движителем развития экспериментальной практики в физике было
либо самостоятельное развитие лабораторного оборудования (тезис
Коллинза), либо автономное развитие физического теоретического
мышления (тезис Степина). Интересно и поучительно было наблюдать,
как Степин, опираясь на свою бесспорную эрудицию в истории
физики, одолевал своими аргументами Коллинза. Это была
интеллектуальная дуэль на самом высоком уровне, и я испытал вполне
патриотическую гордость, видя как наш отечественный философ,
пусть и на своем «поле», опрокидывает фактической и логической
аргументацией возражения звезды американского интеллектуального
мира — Коллинза, который ведь во многом использует стратегию
«собирателя сливок» и иногда поддается авторитету своих источников.
Как вам кажется, правомерно ли применять коллинзовскую
методологию оценки интеллектуальных достижений той или иной
нации к русской философии? Или для каждой национальной
философии требуется
оценки?
Вопрос странный. Если внимательно прочесть «Социологию
философий» Р. Коллинза, то можно легко убедиться: данная
методология прекрасно работает как для интеллектуалов Древней
322
Греции и Китая, для немецких идеалистов, французских просветителей
и экзистенциалистов, так и для таких экзотических для нас
философских традиций, как японская, арабская и еврейская.
С чего бы это вдруг для России она перестала работать? Может
быть, для российских философов не имеют значения эмоционально
насыщенные ритуалы (дискуссии)? Связи личных знакомств?
Разделение на фракции? Стремления к достижению высокой
репутации? Связи учитель—ученик? Перестройки интеллектуальных
сетей? Сдвиги в организационной основе философского творчества
(кто, где и за что получает заработную плату)? Обнаружение глубоких
затруднений?
Все это, бесспорно, имеет место быть и в наших палестинах, а
значит, и подход Коллинза вполне релевантен. Попытки его применить
уже делались, но, к сожалению, пока без достаточной систематичности
и основательности.
Возможно ли, на ваш взгляд, провести точный водораздел между
свободой воли, свободой мысли и свободой слова на законодательном
уровне (случай 282-й статьи УК РФ)?
Сразу оговорюсь, что не являюсь экспертом в правовых вопросах.
Содержание преступного деяния описывается в данной статье
таким образом: «Действия, направленные на возбуждение ненависти
либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы
лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения,
отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо
социальной группе, совершенные публично или с использованием
средств массовой информации».
Известны неоднократные злоупотребления этой статьей, когда под
нее подводили общественную критику (как правило, справедливую, но
ведь это здесь неважно!) начальников, чиновников, милиционеров-
полицейских, прокуроров, судей, ФСБ-шников и т. п. Очевидна
необходимость четкого закрепления в законе отличий критики (всегда
законной и необходимой) от «возбуждения ненависти либо вражды, а
также унижения достоинства человека». Есть ситуации, когда не