Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
только критика, но и гневные негодующие высказывания, даже
ругательства никак не могут быть основанием для применения такой
статьи. Вот, допустим, ОМОНовцы бьют дубинками по головам
мирных демонстрантов, ломают им руки, топчут упавшую женщину.
Видя это, нормальный человек вполне может воскликнуть что-нибудь
типа: «Негодяи! Гады! Не смейте трогать! и т. п.». И что теперь —
тащить такого человека в кутузку, давать ему срок за то, что он
«унизил достоинство»
как «социальной группе»?
323
Вот такого рода вопросы точно нуждаются в нормальной
правовой проработке, тогда как вопрос о различении между
«свободой воли, свободой мысли и свободой слова»
представляется мне сейчас пустой и устаревшей схоластикой.
Как сегодня проявляется противостояние столичной и
провинциальной философии в России? Как вы в целом оцениваете
уровень так называемой вузовской философии, занятой по
преимуществу воспроизводством самой себя?
В провинции уровень преподавания философии и
философского творчества представляется весьма низким. На
философских конгрессах доля невежд и чудаков, мнящих себя
светочами мысли, скандально велика. После
Конгресса в Новосибирске (август 2009 г.) я написал про это в «Вестнике
РФО» полушутливую заметку «Семь смешных философских
грехов». В Москве и Санкт-Петербурге, отчасти и в крупных
университетских центрах провинции (Новосибирск, Томск,
Екатеринбург, Ростов-на-Дону) уровень, разумеется, выше, но
остается чрезмерной зависимость от новых волн
интеллектуальной моды, поступающих из Европы и США. И дело
здесь не во вреде идейного импорта (я сам активно принимаю
в нем участие переводными альманахами и книгами), а в том, что,
не успев освоить один пласт идей, связать его с традицией,
поставить и решить соответствующие проблемы, наша
интеллектуальная публика перескакивает на новую свежедоставленную
моду, углубляя тем самым колею провинциализма. Причем
в этом смысле провинциализм москвичей, гордящихся своей принадлежностью к эзотерике
феноменологизма или последних писков постмодернизма, еще
более удручает, чем честная провинциальная отсталость
православных державников из российской глубинки.
Как для столичных, так и для провинциальных философов, а
шире — гуманитариев, характерно также отчуждение от теории,
деградация теоретического мышления, о чем я написал в статье
«(Не)мыслящая
фактор интеллектуальной стагнации»
(www.nsu.ru/filf/rozov/publ/nonthinking.htm)89.
Анализу кризиса современной российской философии и путям
его преодоления посвящен целый раздел книги « Философия и
теория истории» .
89 См. главы 7-9 настоящего издания.
324
Коротко, перспективные векторы развития философии состоят
в следующем:
Перестать отмежевываться от наук, напротив, максимально
сотрудничать с учеными-предметниками, ставить и решать
трудные онтологические и методологические проблемы на
стыке наук;
на ближайшие десятилетия наиболее
перспективным для философского осмысления является
обширный круг социальных, гуманитарных, психологических и
исторических наук;
Перестать зависеть от единственной организационной основы
(жалования в вузе или нии), автономия философии достигается
только через множественность организационных основ;
Преодолевать «направленческую местечковость», эзотеризм и
схоластику; поднимать смелые философские дискуссии, прямо
касающиеся актуальных общественных и политических
проблем, вовлекать в них философов и ученых самых разных
направлений мысли;
Преодолевать провинциализм как изоляционистского толка
(«особнячество» патриотов-державников из «глубинки»), так и
покорного следования каждой новой западной моде
(«низкопоклонство» столичных космополитов); требуемой
альтернативой является включение в разработку корпуса
актуальных проблем мировой философии, но на основе как
накопленной отечественной традиции, так и всех ранее
заимствованных интеллектуальных достижений; активные
публикации в лучших зарубежных философских журналах —
вот что приведет к новому расцвету отечественной философии;
Выйти из оборонительной позиции («не обижайте нас,
философов, оставьте нам хоть какое-то местечко») и занять
наступательную позицию, взяв качестве образцов хоть сократа,
платона и аристотеля, хоть декарта и бэкона, хоть немецких
идеалистов, хоть венский кружок, хоть французских
экзистенциалистов, хоть наших чаадаева, соловьева и бердяева.
Философия теперь, как и раньше, способна ставить и решать
проблемы, не доступные никаким другим направлениям мышления.