Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
трудно донести до них всю глубину сделанных мною эпохальных
открытий! И ведь упираются, пытаются опровергнуть, смеются — все
от зависти и скудоумия. Как тяжело жить гению среди глупцов,
гиганту мысли среди лилипутов!»85
Распознать такой грех у выступающего несложно, достаточно
спросить, какие ему известны отечественные и зарубежные
современные работы по его теме, чьи недавние достижения (кроме
своих) он считает наиболее значимыми.
вообще — плохой признак. Если же наблюдается готовность
ознакомиться с чужими результатами, соотнести с ними свои
изыскания, отказаться от привычного самолюбования — отрадно, грех
может быть изжит.
2. Грех сервилизма у философов прост, типичен и общеизвестен,
как взяточничество, распилы и откаты у чиновников. «Чего
изволите’с?» — вот руководящий принцип для соответствующего
«творчества» (точнее, «креатива»). Восхвалять и оправдывать в любых
ситуациях тех, из чьих рук кормишься, придумывать для них новые
словосочетания, легитимирующие их власть и режим — то, что еще
Маркс презрительно называл «идеологией» как проплаченным
сознательным или бессознательным обманом, манипуляцией
85 Не могу не поделиться восторгом от общения с одним из участников
конгресса. На одном из обсуждений был поставлен вопрос о том, кто, где и
когда сделал в философии настоящее открытие — многократно и разными
способами проверенное, получившее общее признание, закрывшее споры,
вошедшее в качестве непреложной истины в учебники и справочники,
ставшее основой для дальнейших исследований (см. об этом мою статью в
Вопр. филос., 2008, № 3). Ничтоже сумняшеся, этот уважаемый коллега
встал и объявил, что именно он сделал такое открытие, суть которого в том,
что «Гегель — предтеча генетики и истинный создатель диалектического
материализма». В своем же докладе он обогатил слушателей новым
методом познания, для которого я даже придумал имя —
палеоинтроспекция. Звучало это примерно так: «Как объяснить весь ход
мировой истории? Надо понять изначальный акт. Я сел и стал представлять
себе, как я дикий и голый в пещере стою над оленьей тушей и хочу
завладеть красивой молодой самкой. У меня в руке камень, а у врага –
палка. Я так ясно все это представил, что сердце застучало, кровь хлынула
к голове, я покрылся испариной и тут же раскрыл первоначальный акт, и
передо мною открылся весь ход и смысл человеческой истории!»
312
сознанием. Такие
допущенных к столу» (Ф. Искандер).
В постсоветскую эпоху имеется лишь абсолютное меньшинство
«допущенных», которые кучкуются вокруг финансируемых властью
бумажных и интернет-изданий, многочисленных «палат», «фондов»,
«комиссий», «клубов» и «институтов». В кулуарах они обычно
бравируют цинизмом и с важным видом намекают на свою вхожесть
в высокие кабинеты.
Крайне любопытен антропологический тип идеолога (обычно
невежественного, невнятного и вымороченного догматика, см. ниже),
который «к столу не допущен», а таких — подавляющее большинство,
особенно в провинции. В своих речах и текстах этот «идеологический
планктон» умудряется сочетать вдохновенную апологетику всего
«нашенского» (от духовности-соборности до коммунизма, Сталина и
ГУЛАГа), поношение всего чуждого, западного, от «прав человека» до
«дерьмократии», с еле скрываемой обидой на «оккупационную власть»,
которая, в сущности, виновна лишь в том, что отлучила этот
многочисленный слой от привычной советской кормушки.
Случаи впадения в грех сервилизма известны, а случаи
освобождения от него — нет. Любые дебаты с такими идеологами
бесполезны и небезопасны. Отходим в сторону.
3. Грех перманентного соскальзывания. «Расскажу-ка я им это…, а
потом то…, а теперь вот еще случай вспомню…, но ведь есть совсем
другие подходы!..., а в книжке недавно прочитал такую мысль…, а
в газете такой-то вот о чем пишут…, как-то раз мне говорит один
министр…, тут на днях я был на одном заседании…, если же
рассмотреть вопрос с другой стороны… ну вот, опять время кончается,
и почему всегда кто-то недоволен? Опять этот зануда требует
сформулировать какой-то вывод. Ладно, придется рассказать еще
несколько баек…».
Философ с таким грехом не имеет плана изложения, не может
сформулировать свои главные тезисы, не способен фокусировать свое
и чужое внимание на одной проблеме. Он с «легкостью мысли
необыкновенной» (Гоголь) перескакивает с темы на тему, обожает
рассказывать случаи из жизни, вспоминать про встречи с «великими»,
читать нравоучения, воспроизводить чужие мысли. С ним невозможно
и не нужно спорить, уцепиться не за что.
Можно попробовать помочь такому философу освободиться от
греха: попросить его сформулировать один—два главных тезиса и